Серега нашел подходящий прут и присоединился ко мне. Мы до того раззадорили поросенка, что он вставал на задние ноги и доверчиво высовывал к нам пятачок.
Но потом у Борьки кончилось терпение, он, изловчившись, выхватил у Сереги прут и утащил к себе. Серега обиженно засопел.
И тогда я предложила:
– Давай накормим Борьку, вот баба похвалит нас.
– А чем мы его накормим? – уставился на меня Серега.
– Я сегодня видела, как баба Борьке готовила пойло, она крошила туда капустные листья. Листья еще остались – лежат в сенях. Беги и принеси, я же не могу.
Серега сбегал в сени и принес два огромных капустных листа. Мы спустили их поросенку через прорезь в двери и стояли, слушая, как он сладко чавкает за дверцей. Сожрав листья, Борька снова высунул свой пятачок в надежде получить добавку.
Серега принес еще два капустных листа, а потом еще и еще, и так, пока во двор не вышла баба. Мы даже не слышали, как она вышла. И оглянулись только, когда она заплакала.
– Ну что за детки? Одно наказание! Что же вы наделали, окаянные? Креста на вас, что ли, нет? – причитала баба.
– Ты чего, Клава? – спросил дед, выходя из сеней.
– Да вот детки Борьку, наверно, убили, – заголосила баба.
– Ты чего плетешь? Как убили? – не понял дед.
– Да они ему все листья с капусты скормили, что лежали в сенях!
Дед подошел, открыл дверцу. Борька лежал возле порога, дед тронул его носком ботинка, Борька лениво открыл глаза, посмотрел на деда в надежде на добавку и лениво хрюкнул.
– Да нет, ничего страшного, просто малость объелся, – сделал заключение дед и закрыл дверцу.
Баба не была скупой женщиной, просто поросенок в те годы был дороже золота для простых людей, бежавших из разваливающихся деревень на стройки века, каких много было в Кузбассе, и где их с радостью брали как дешевую рабочую силу. Особенно охотно брали деревенскую молодежь, она создавала семьи и застраивала избами окраины будущего индустриального города. Из таких изб, как наша, вырастали целые улицы, и складывался стихийный полугородской-полудеревенский «город-сад» вместо спланированного в тридцатые годы.
***
В этом «городе-саде» познакомились и мои дед с бабой, и мои отец с матерью, происходившие из деревень Новосибирской области. С горькой иронией я думаю о писателях, которые взахлеб писали книги о стройке века, но умалчивали о деталях.
Например, что женщин нагружали кирпичами, как выносливых верблюдиц. Для этого использовали специальное приспособление для носки – деревянная доска с лямками, которая одевалась на спину, как рюкзак, а на нее накладывали кирпичи от пояса до самого затылка.
Это была норма, женщина несла тяжесть до места назначения, а в советской литературе это преподносилось как геройство. И где же сейчас писатели, разжиревшие на своих ныне полузабытых книгах? Не грызет ли их совесть за то, что не замечали у себя под ногами втаптываемые