Из своей комнаты выскочил Багратион, споткнулся об меня.
– Чего тут встал? Иди, падай, вон там, на стульчáк! – засипел он своим простуженным голосом, – Чаю себе наведи, сахар возьми в столике. Чего, как не родной?
Он выхватил напечатанный ленточным «работягой» лист, убежал куда-то, затем прибежал, потом долго ругался с кем-то по телефону – так ругался, что капитан несколько раз отрывался от своего компьютера.
Я не спеша, прикончил свою чашку «Нури» с нелепой надписью на боку «Мама, не кричи на папу!» и стал терпеливо ждать своей очереди. Казалось, про меня забыли. Хотелось курить. Вдруг вышел Багратион.
– Пошли, – бросил он в мою сторону – Мешок свой тоже бери.
Мы, немного пропетляв «высокими» коридорами, вышли на задний двор. Здесь было тихо. Сели рядышком в пустой курилке. Закурили.
– Долго по ушам ездить не буду, – заговорил начальник – Обстановка в Чечне сложная. В какую задницу попадешь ты – я не знаю. Со своими людьми я разговаривал. У них были потери, кадры им нужны. Но чужого они брать не хотят. Поэтому, возможно, тебя сразу определят «не туда», и заниматься ты будешь «не тем». Ничего – поработаешь, пообвыкнешься.
Багратион заметил у меня горькую усмешку.
– Что?
– Ничего.
– А чего ж тогда морду кривишь?
– Да знаю я эту кухню – в армии нет ничего более постоянно, чем временно.
– Много ты знаешь, как я погляжу. Дальше: за тобой будут наблюдать, возможно, проверят. Поэтому не вздумай там права качать или Рембо из себя корчить. Одним словом, не расхолаживайся, понял? Дело такое. Ну и потом, если ты их устроишь – тебя, скажем, заберут – ты не высовывайся, присматривайся,