И уже выпрямляясь, я просто, без всяких затей, ткнула в грудь первому, ослепленному ударом веревки, который все это время бессмысленно топтался на месте.
И все.
Мечи вдруг показались мне неподъемно тяжелыми. Они выскользнули у меня из рук и вонзились в землю. Туман застлал мои глаза, и я поняла, что сейчас заплачу.
«Ты еще скажи себе, что у каждого из них была мать и, возможно, жена и дети, – попыталась я съязвить. – Лучше подумай, дура, о том, что они бы с тобой сделали, если бы ты их не убила. Сначала изнасиловали, а потом вспороли брюхо и вытащили кишки – что, не так?»
И все равно я, вероятно, расплакалась бы, если б не Найтли.
Найтли, который на протяжении всей потасовки спокойно простоял в стороне. А ведь у него был нож, и он свободно мог сунуть его одному из солдат между лопаток. Но он предпочел переждать… как будто знал, что я смогу убить в драке четверых сильных мужчин… я, которая прежде и меча-то в руках не держала!
А сейчас он принялся прытко обыскивать убитых, выказав при этом немалое тщание и сноровку. Искал он в первую очередь деньги и еду, оружие не взял, заметив, что нет здесь меча по его руке, да и стар он уже для этого…
Я тупо прикинула: а что из оружия взять мне? Хотя оказалось, что я могу фехтовать двумя мечами, особой уверенности в данной области я не испытывала. Но я все же решилась взять два меча, а также ножи, превращаясь, таким образом, в этакий ходячий арсенал в лохмотьях. Мне следовало бы переодеться в солдатскую форму, но я не смогла преодолеть совершенно неуместное отвращение.
Вновь перепоясавшись подобранной с земли веревкой, я заметила, как Найтли сгребает к трупам хворост и палую листву. Поначалу я подумала, что он собирается просто их засыпать. Но тут я увидела, что он достает прихваченный в добыче кремень и кресало.
– Ты что задумал?
– Ну, с четырьмя ты управилась, – объяснил он мне, как нерадивому младенцу. – А что, если в следующий раз их будет десять? Или двадцать? Нет, рисковать больше нет смысла…
– Ты что, пожар тут собираешься устроить?
– А ты боишься огня? – со знакомым любопытством спросил он.
– Я боюсь не огня, а того, что мы сгорим! – Все кабацкие проклятия едва не сорвались у меня с языка. – Пожар летом в лесу – это…
– Ветер в другую сторону, – поучительно сказал он и выкресал искру.
Мы снова шли в установившемся порядке: позади – я, один меч за поясом, другой на плече, впереди, уверенной походкой, – Найтли.
Почему он не помог мне ни в первый, ни во второй раз, избрав позицию наблюдателя? Что он хотел? Чтобы я, книжно выражаясь, отточила клюв и расправила крылья? Или просто был уверен, что я не нуждаюсь в его помощи? А может быть, спятил после трибунала? Иначе его разглагольствования о душе и теле объяснению не подлежат.
Когда