– Послушайте! – крикнул он, так и не придумав обращения. – Я не с солдатами! Я за вас!
Кто-то вынырнул рядом, и Оливер скорее носом учуял, чем увидел, что это один из парней Роланда. И свист палаша услышал, не видя клинка. Успел блокировать удар, но палка переломилась. Противник снова занес палаш, но левая рука Оливера как бы сама собой выхватила стилет из-за пазухи и вонзила его в приоткрывшийся во время атаки бок солдата. И, не успев осознать, что убил человека, Оливер потянул руку назад. Стилет с чавканьем вышел из тела, плавно сложившегося у ног Оливера. Мелькнул острый кадык, заросший подбородок. Он так и не узнал, кто это был. И почувствовал, что у него за спиной кто-то есть. Но прежде, чем обернулся, услышал:
– Где последний?
Это был тот голос.
А потом до него дошел смысл вопроса.
– На дороге. Я его оглушил.
И только тогда обернулся. Но видел он ее смутно. Темная фигура с арбалетом в руках. Только арбалет он и разглядел. А лицо как-то не определилось.
– А ты кто?
Все подробные объяснения прозвучали бы глупо, поэтому он просто сказал:
– Путник. – И хотел было задать такой же вопрос, но решил, что это было бы еще глупее.
– Ладно, – сказала она. – Иди на дорогу. Развяжи женщину. А я тут стрелы свои соберу.
Вот чем она их. Арбалетный болт доспех пробивает, не то что куртку с медными бляхами. «Дурак! – выругал он себя. – А ты чего ожидал? Адского огня?»
Узница по-прежнему лежала в телеге, но, увидев, что он приближается к ней со стилетом в руке, закричала, и даже когда он перерезал веревки на ее руках и ногах, кричать не перестала. Это был отчаянный, полный жути вой, и он напугал Оливера гораздо больше всего произошедшего на болоте. Он взглянул на свои руки, увидел, что на стилете все еще кровь солдата, и торопливо принялся вытирать его о рогожу. Женщина продолжала кричать уже с какой-то безнадежной натугой, по грязно-бледному ее лицу катились слезы.
– Не надо, – сказал он, испытывая мучительную неловкость. – Все будет хорошо. Вы свободны. Я не причиню вам вреда… – Все под непрерывные рыдания.
– Дурак! Кто ж так утешает?
Неприязненный голос, вторивший его собственным мыслям, раздался где-то за левым плечом. Еретичка стояла на дороге. Затем как-то сразу оказалась на телеге.
– Милая, – ласково произнесла она, – все, кто мучил тебя, сдохли. Они сдохли позорно, в муках, и сгниют без погребения, жабы и слизни их высосут, а вонючие их душонки сгинут в аду.
И женщина перестала плакать. Она сглотнула и села в телеге, держась за руки еретички. Оливеру всю эту тираду слышать было неприятно,