Веришь ли, познакомилась и я наконец. Не спрашивай, где, когда, как… И сама толком не помню, до сих пор всё как в тумане. Парень ничего. И с виду, и так. Росточком повыше меня будет. Зовут Валерой. Выглядит молодо, хоть армию давно отслужил. Был он там танкистом. Серьёзный такой. Не шибко говорливый, но родом городской. Сам чуть конопатенький. Усики у него. Рыженькие. Топорщатся так, видать, колючие. Мы ещё, честно тебе скажу, не целовались. Ох, не о том я… Четыре года в городе живу, а всё дурёха дурёхой. Пишу тебе о нём, а сердце бух-бух. Ровно на выпускных экзаменах в ПТУ.
В общем, Танюшка, предлагает он мне руку и сердце. Словом, берёт в жены, а я боюсь. Не веришь? Честное слово! Ведь дурёха, правда?
Я вот всё присматриваюсь к нему и вижу – странный он какой-то. Вот придёт к нам в общежитие. Войдёт в комнату, со всеми вежливо так поздоровается. Девчонки, конечно, засобираются, а он: «Сидите, девочки. Вот когда мы с ней распишемся, вот тогда попрошу всех оставлять нас наедине. А пока занимайтесь своими делами, вы нас не стесняете». Представляешь? Сидит молча. На меня с улыбкой смотрит. Глаза у него ласковые становятся. И тоже – рыженькие, ровно спелый крыжовник. Вдруг нагнётся, пощупает своей волосатой ручищей подушку на моей кровати. Глаза зажмурит, носом потянет, говорит: «Девичеством пахнет…» И громко так. И серьёзно так. Все слышат. Вроде чего такого сказал, а мне стыдно. Хоть провалиться… Так и вспыхну. Краснеть всё никак не отучусь.
А парень, Танюшка, вроде ничего. Знаешь, не пьёт, не курит. Представляешь? И на фабрике мне все уши прожужжали. Мол, такого днём с огнём поискать в наше-то время. Радоваться бы, а у меня на душе кошки скребут. Не иначе как я и вправду дурёха, своего счастья не понимаю.
Не подумай, что с рождения он такой положительный. Он раньше и пил, и курил. Молодой, говорит, был, глупый. Но, говорит, изжил из себя эти человеческие недостатки. Прямо, говорит, калёным железом вытравил. Ещё в армии. Рассказывал, был он сержантом, младшим командиром. Как поймает курящего солдата в строю, наказывает по-особому. Построит подчинённых, перед тем как им спать ложиться. Всем в руки по лопате и – шагом марш в лес. А до леса, почитай, километра три будет. Тот окурок закапывать. По-ихнему – «хоронить». Закопают окурок в глубокую яму и обратно в казарму. Да ещё с песней. Это-то когда спать давно пора… Говорил, сам он и бросил-то курить, чтобы, значит, с курильщиками бороться «на полных моральных основаниях». Так говорил он. Странно, правда?
И не пьёт тоже. Представляешь? А ведь работает в автопарке слесарем. Как он там среди шоферов крутится, ума не приложу. И, между прочим, на хорошем счету у начальства. Говорит: «Меня начальство уважает. Бывает и побаивается. Так что, кто как, а я, – говорит, – себе светлое будущее построю». Представляешь?
Иной раз проходим мимо пивного ларька. Ну, стоят мужчины, пиво пьют. Пройди себе мимо, не водку же хлещут. И ведут себя смирно. Так нет. Как посмотрит на них, желваки на скулах нальются, губы побелеют. Говорит: «Скоты, так и дал бы по кружке кулаком, чтоб в глотке застряла, а зубы в крошево…»
Прямо страшно на него смотреть в такую минуту.