К несчастью, Кречетников находился тогда в дурных отношениях с одним из спутников императрицы, обер-шталмейстером Л. А. Нарышкиным, вельможей, пользовавшимся особым ее расположением и умевшим под видом шутки ловко и кстати высказывать ей правду.
На другой день по приезде государыни в Тулу Нарышкин явился к ней рано утром с ковригой хлеба, воткнутой на палку, и двумя утками, купленными им на рынке. Несколько изумленная такой выходкой, Екатерина спросила его:
– Что это значит, Лев Александрович?
– Я принес Вашему Величеству тульский ржаной хлеб и двух уток, которых вы жалуете, – отвечал Нарышкин.
Императрица, догадавшись, в чем дело, спросила: почем за фунт покупал он хлеб?
Нарышкин доложил, что платил за каждый фунт по четыре копейки.
Екатерина недоверчиво взглянула на него и возразила:
– Быть не может! Это неслыханная цена! Напротив, мне донесли, что в Туле печеный хлеб не дороже копейки.
– Нет, государыня, это неправда, – отвечал Нарышкин, – вам донесли ложно.
– Удивляюсь, – продолжала императрица, – как же меня уверяли, что в здешней губернии был обильный урожай в прошлом году?
– Может быть, нынешняя жатва будет удовлетворительна, – возразил Нарышкин, – а теперь пока голодно.
Екатерина взяла со стола, у которого сидела, писаный лист бумаги и подала его Нарышкину. Он пробежал бумагу и положил ее обратно, заметив:
– Может быть, это ошибка… Впрочем, иногда рапорты бывают не достовернее газет. [86, с. 475-488.]
Однажды Екатерина ехала из Петербурга в Царское Село, до которого верстах в двух сломалось колесо в ее карете. Императрица, выглянув из кареты, громко сказала: «Уж я Левушке (так называла она Л<ьва> Александровича> вымою голову». Лев Александрович выпрыгнул из коляски, прокрался стороною до въезда в Царское Село, вылил на голову ведро воды и стал как вкопанный. Между тем колесо уладили, Екатерина подъезжает, видит Нарышкина, с которого струилась вода, и говорит:
– Что ты это, Левушка?
– А что, матушка! ведь ты хотела мне вымыть голову. Зная, что у тебя и без моей головы много забот, я сам вымыл ее! [38, с. 123–124.]
[Вариант.] На одном из эрмитажных собраний Екатерина за что-то рассердилась на Нарышкина и сделала ему выговор. Он тотчас же скрылся. Через несколько времени императрица велела дежурному камергеру отыскать его и позвать к ней. Камергер донес, что Нарышкин находится на хорах между музыкантами и решительно отказывается сойти в залу. Императрица послала вторично сказать ему, чтобы он немедленно исполнил ее волю.
«Скажите государыне, – отвечал Нарышкин посланному, – что я никак не могу показаться в таком многолюдном обществе с «намыленной головой». [122,