Дорогой Борис Михайлович! Сегодня в 3 часа мы похоронили Тынянова – Вас не хватало в кучке людей, проводивших его559. Я не был ему близким другом, не часто с ним виделся и беседовал, но всегда думал о нем и он всегда присутствовал в моей жизни, как, вероятно, и в жизни многих других из нашего поколения. Когда я сейчас представляю себе его биографию и его личность, больше всего я думаю о его ни с чем не сравнимой обаятельности. Остаются, конечно, его книги, и они будут еще служить науке и литературе. Но без него самого они наполовину немы и не объяснят нашим сыновьям и внукам, что он значил, когда жил. С книжками и статьями его я внутренне нередко враждовал560, но всегда и непрерывно тянуло к нему самому, постоянно хотелось его любить. Нужна его биография, нужны вообще мемуары о нашем «замечательном десятилетии»561 («десятилетии» не в буквально-числительном значении) – я уже говорил Вам об этом. Нет никакого самохвальства в трезвом констатировании того факта, что «мы» (Вы понимаете, кого я включаю сюда) прожили в своей молодости нечто «замечательное» поистине, как бы много глупостей и чепухи, как все молодые люди, ни делали562. Все мы теперь «профессора» и «доктора» – Тынянова судьба оберегла от этого – он, пожалуй, оставался в каком-то смысле самым юным и свободным из нас. Всегда буду с умилением и гордостью вспоминать, что я входил в жизнь в этой атмосфере, и Вам, как старшему среди юношей, естественно захотелось сегодня написать. Если бы я был поэт, я написал бы вариацию на тему «Была пора…». Но, как Вы помните, такие стихи трудно бывает дочитать до конца из‐за спазмы в горле563. Горячо Вас обнимаю и прошу жить подольше.
7 января 1944 г. Эйхенбаум отвечал Винокуру: «Ваша открытка, только что мною полученная, тронула и, странно сказать, необыкновенно обрадовала меня. Мне радостно было почувствовать, что в этот момент Вы подумали обо мне. В этом есть что-то по-настоящему дружеское и глубокое. Спасибо! <…> Да, о нашем „замечательном десятилетии“ надо писать, но это не легко… Как странно вышло, что я успел повидать Ю. Н. перед самой смертью! Я был у него в больнице 8-го декабря – и понял, что он умирает»565.
Прототипы одного романа
Интерес к прототипу – существенная черта читательского отношения к литературе. Можно сказать, что нет библиофила, который бы не интересовался прототипами героев книги, привлекшей его внимание. Этот интерес поддерживается и исследовательской традицией, нередко приобретая почти детективный характер, когда разыскания озаглавливаются: «По следам героев такой-то книги». Но сама связь «герой – прототип» не однозначна. Разграничение разных ее видов может начаться хотя бы с очевидного различия случаев, когда герой и прототип носят одно и то же имя – как в историческом или биографическом романе, – и когда