На сей раз генерала чуть не хватил удар. На розыски Марата он бросил всю полицию.
Находясь в розыске, Марат в течение недели вел полную опасностей беспокойную жизнь, скрываясь и продолжая писать то на чердаке, то в подвале, а то и в пещерах монастыря «Кордельеров».
И так продолжалось до того дня, когда один из рабочих-печатников типографии газеты «Друг Народа» сообщил Марату, что нашел для него надежное убежище:
– Моя свояченица, Симона Эврар, восхищена вами, – сказал он. – Она готова спрятать вас у себя. Ну кому придет в голову искать вас у какой-то работницы с фабрики по производству стрелок для часов?
Марату эти доводы показались убедительными. На другой день он уже стоял у дверей квартирки Симоны Эврар, которая тут же влюбилась в него.
Эти уста, требовавшие крови, эти глаза, блестевшие при свете фонаря, этот лоб, за которым рождались планы массовых убийств, эти руки, без конца сжимавшиеся, будто бы на горле у антипатриотов, – все это необычайно возбуждало девушку.
В тот же вечер она стала любовницей публициста… Целых два месяца Марат скрывался в этой квартирке на улице Сент-Оноре, окруженный нежностью и заботой Симоны, питавшей к нему чувство, больше похожее на обожание. Пока он сочинял призывы к убийству, которым суждено было возбудить парижский люд, девушка, зная о его вкусах гурмана, готовила для него вкусное рагу…
Эта приятная жизнь беглеца в домашних туфлях очень нравилась Марату. В один из мартовских дней, стоя у открытого окна, он взял за руку свою любовницу и, как пишет Верньо, «объявил ей, что берет ее в жены в просторном храме природы».
Растроганная этим, Симона разрыдалась.
Увы! Как-то вечером один из его друзей сказал ему, что про его убежище стало известно и что Лафайет собирался направить туда полицейских. Насмерть перепуганный Марат помчался прятаться… к одному знакомому кюре в Версале, который милостиво принял его.
В своем новом убежище он пробыл недолго. То, что он находился под защитой Церкви, видно, не давало ему покоя и вызывало дополнительный зуд… Покинув кюре, он поселился в доме одного своего знакомого гравера по фамилии Маке.
Но там он повел себя плохо.
Хозяин дома сожительствовал с некоей мадемуазель Фуэс, которой было тридцать пять лет и которая была очень недурна собой. Марат с завистью поглядывал на нее, напуская на себя тот суровый вид, который так нравился женщинам76. На мадемуазель Фуэс это тоже подействовало, и, когда гравер спустя несколько дней уехал куда-то по делам на три недели, она без колебаний отдалась Другу Народа…
Вернувшись домой, Маке, естественно, узнал от услужливых соседей обо всем, что произошло в его отсутствие. Придя в ярость, он вышвырнул Марата за дверь.
Тогда