Наполеон и его женщины. Ги Бретон

и слишком узкие брюки, обувшись в мокасины с тройной подошвой и украсив лбы смешной челкой, будут танцевать «свинг» на безумных вечеринках в перерывах между операциями на черном рынке…

      Вся эта «золотая молодежь» того времени гротескно подражала очаровательному певцу Гарату, не выговаривавшему букву «р».

      А на бульварах, как и на Елисейских Полях, можно было слышать не превзойденные по своей глупости разговоры. Вот пример такого диалога, имевшего место 2 октября 1799 года и донесенного до нас очевидцем:

      – Это невероятно, даю вам честное слово! Вы слышали Вааса?

      – Ах, доогой дуг, как велик Диекто! Он поизнес пекасную ечь!

      – Его любовница?

      – Котоая, чет побей? Их ведь у него ти!

      – Ланж, азумеется!»⁸⁴

      Поскольку, если сии молодые люди не обсуждали, по-детски картавя, дела о купле-продаже сливочного масла или сахара, то это означало, что разговаривали они о фаворитках Барраса. А из этих женщин особое внимание было привлечено в последнее время к мадемуазель Ланж, бывшей комической актрисе легкого поведения, которая не так давно вышла замуж за богатого брюссельского каретника Мишеля-Жана Симмонса и чье великолепное тело продолжало согревать ложе Директора.

      Люди обсуждали ее выходки, перечисляли любовников, заключали пари о количестве родинок у нее на теле, уверяли, что она покрасила «природный пушок» в цвета города Парижа, носили ее фасона рубашки, – короче, она была любимицей «золотой молодежи».

      В конце сентября она стала вдобавок и героиней одного маленького типично парижского скандала. Она заказала свой портрет у Жироде, талант которого уже начал высоко цениться. Художник принялся за работу и вскоре выставил картину в «Салоне». Естественно, картина имела бешеный успех.

      Мадемуазель Ланж тоже пришла «взглянуть на себя» с критиком из «Арлекина Салона». Увидев полотно, она в ужасе воскликнула:

      – Художник подправил мой нос. Позор!

      У нее случился нервный припадок, и ее пришлось даже уложить на канапе.

      На другой день критик по этому поводу опубликовал разгромную статью. Рассерженный художник явился в «Салон», сорвал со стены портрет, искромсал его на мелкие кусочки, сунул их вместе с обломками рамы в пакет и отправил недовольной клиентке. А потом, желая продолжить сладостную месть, вернулся в мастерскую и принялся писать другую картину.