– Значит, это был допрос? – удивилась девушка.
Ольга Арчиловна кивнула.
– И вы все-все запишете?
– Нет, только то, что нужно для дела, – успокоила Чижика следователь.
Когда Дагурова прощалась с Мариной, в коридоре послышались шаги. Первой в комнату вбежала лохматая большая собака с остро торчащими ушами и умными глазами. Она остановилась и, казалось, с удивлением посмотрела на постороннего человека.
– Место, Султан! – приказала Марина. – Не бойтесь, Ольга Арчиловна, он не тронет.
Тут вошел Федор Лукич.
– Не помешал? – спросил он вежливо.
– Мы закончили, – сказала следователь, направляясь к двери. – Ухожу. Такой момент… Прощание с родным домом…
– Надеюсь, не навсегда, – с нежностью посмотрел на дочь директор заповедника. – Каникулы, отдых – что может быть лучше Турунгайша?
– А сам уже грустишь, – обняла отца Марина.
– Ты тоже, – погладил ее по голове Федор Лукич.
Они выглядели очень трогательно, отец и дочь.
– Ольга Арчиловна, может, вам что-нибудь нужно? – поинтересовался Гай. Наверное, для порядка – до следователя ли ему сейчас.
– Спасибо, Федор Лукич… В Шамаюн попасть надо, так я позвоню, пришлют машину.
– Зачем? Я отвезу, – сказал директор.
– Нет, нет, – запротестовала Дагурова. – Просто не имею морального права… Сколько часов осталось у вас с Мариной…
– Все равно туда еду. – Он повернулся к Марине: – Прости, дочка, срочные дела. Вот так уж…
Марина поцеловала его в щеку. Гай и следователь вышли.
Глава 10
Машину Федор Лукич вел быстро, не особенно соизмеряя скорость с возможностями дороги. Уазик то несся лесом, то выскакивал на пригорок, то перемахивал через мостик, проложенный над говорливой речкой Апрельковой.
– Вы бы знали, какая морока отправлять покойника из такой глухомани… Никому нет дела. У всех какие-нибудь закавыки. То мастер запил, то бумажку надо подписать, а человек в отпуске, то… – Он махнул рукой. – При жизни мучаемся и после смерти… Не хотел я при Марине обо всем этом, – как бы объяснил Гай Ольге Арчиловне, почему вынужден мчаться в райцентр, когда по-людски должен был бы, просто имел право провести последний день с дочерью. – Ну, как вам Марина? – спросил он.
– Интересная девочка. И не простая. Свои мысли, рассуждения… А не боитесь отпускать ее одну в Москву?
– Сердце болит, конечно, – признался Федор Лукич. – Но ведь ей так хочется именно в Институт кинематографии! А ее желание для меня закон. Хотя, с другой стороны, не могу себе представить, что буду делать, если она поступит. Уже сейчас тоскую и ловлю себя на мысли: а может, не поступит? Вернется и опять будет рядом… – Он посмотрел на свою спутницу: – Нехорошо так думать, да?
– Что же поделаешь, раз так думается? – улыбнулась Дагурова. – Сердцу не прикажешь.
– А я считаю, что это плохо. – Гай вздохнул. – Получается,