Гнев. Булат Ханов

изменил маршрут и двинулся в противоположную от дома сторону. Путь пролегал к «двойке», университетскому корпусу, который часто мелькал на казанских открытках. Глеб учился в нем в славные времена, до реструктуризаций и кадровых трясок. Тот университет ассоциировался с Толстым, Лобачевским, Бутлеровым и Лениным и представал самобытным пространством со своими милыми академическими излишествами, традициями, ритмом, почерком, а не частью огромного империалистического проекта, как сейчас. Теперь здесь время от времени появлялись с пламенными лекциями агитаторы из «Единой России», которых Веретинский именовал политруками, студентов сгоняли на выборы, а в речевой обиход точечно вводили либеральные словечки вроде «модернизации», «роста», «конкуренции», «инициативы», означавшие что-то недоброе, такое, что не улавливали толковые словари.

      Из-за диссонирующих образов преподаватель избегал некогда обожаемую библиотеку. На втором этаже в ней открылся Сбербанк, а на третьем устроили конференц-зал для важных шишек. Со стен сняли таблички с изречениями Лобачевского, заменив их стендами с цитатами политиков и бизнесменов о труде, свободе выбора и капитализации знаний. Нелепей всего, что лифт в библиотеке так и не починили.

      Умом Глеб понимал, что рассуждает как типичный агент ресентимента, как посыльный на службе гуманитарного знания. Понимал, что его растроганность превращается в озлобленность, пусть и обоснованную, но смешную в густо рассеянных идеалистических притязаниях.

      Несмотря на это, четырехугольник между Главным зданием, «двойкой», физфаком и химфаком оставался для Веретинского самым любимым участком на городской карте и приравнивался к святым местам, куда ходят с поклоном. Здесь Глеб, оберегая самообман, с трудом контролировал собственную неуемную впечатлительность, потому что в нем оживали благие воспоминания. Здесь накатывала та самая неясная тоска – тоска неясная о чем-то неземном, куда-то смутные стремленья.

      Ненавистную улицу Баумана Веретинский пересек по привычке торопливо. Здесь несколько лет назад на месте двух книжных открылись сувенирные лавки. Хрестоматийный образец подмены подлинной культуры фетишем.

      Дальше по курсу располагалась хинкальная. В достославные времена тут размещалось кафе «Горожанин». В нем Глеб с однокурсником Славой организовали попойку по случаю успешного зачета по украинскому языку, а затем на улице сцепились с пьяными школьниками, отмечавшими последний звонок. Глеба со Славой отвезли в участок. Спустя годы курс украинского вычеркнули из программы, а участок прогремел на всю Россию. Местные охранители до того усердно старались пришить кражу мобильника молодому программисту, что порвали ему задний проход бутылкой от шампанского.

      Книжный клуб-магазин «Сквот». Из серии «Нельзя не набрести». Тут собиралось сто двадцать пятое по счету городское поэтическое объединение, читались лекции, сюда стекались на тематические встречи автостопщики и ценители артхауса. Весной Веретинский выступал в клубе с сообщением о русском авангарде перед группой хипстеров и до конца так и не смог определить,