Посылки приходили вечерами, по воскресеньям или по четвергам, когда она была занята в чайной внизу, исполняя “Грезу Западного крыла”. Может, автор был среди зрителей – или просто пользовался возможностью незаметно проскользнуть в чайную, оставив посылку у Завитка под дверью? Бессонными ночами Завиток жгла свечи, которые не могла позволить себе транжирить, и перечитывала тетради в поисках улик. Автор играл с именами Да Вэя и Четвертого Мая. Например, в первой тетради “вэй” писалось как 位, что означало “место” или “положение”. В третьей – как “вэй”, 卫, древнее царство не то в провинции Хэнань, не то в провинции Хэбэй. А в шестой тетради – как “вэй”, 危, другое название Тайваня – словно местонахождение автора было закодировано в самой книге.
В день, когда Завиток получила двадцать пятый блокнот, она встретилась с сестрой в парке Фусин.
– Не могу избавиться от чувства, что я его знаю, – сказала Завиток. – Но к чему такая тонкая игра и почему именно я получатель? Я же просто вдова без какого бы то ни было литературного вкуса.
– Так посылки до сих пор приходят? – не веря ушам своим, переспросила Большая Матушка. – Надо было тебе раньше мне рассказать. Это могут быть бандиты или политическая ловушка!
Завиток только рассмеялась.
– И пожалуйста, избавь меня от этой ереси про литературный вкус, – продолжала ее сестра. – Это все бред сивой кобылы и ерунда на постном масле. Кстати говоря, когда ты уже бросишь жить с этими злосчастными вдовушками и переедешь ко мне?
В их следующую встречу Завиток вовсе не упоминала роман. Речь о нем завела Большая Матушка, заявив, что такого рода сочинения – поддельный мир, в котором ее младшая сестра, если только не проявит осторожность, утратит свое телесное существование и вся обратится в томление и воздух.
Но Завиток слушала вполуха. Она думала о персонажах романа: Да Вэе, искателе приключений, и Четвертом Мая, ученой. Больше всего на свете они боялись не смерти, но краткости скудной жизни. В них она узнала те желания, что до сей поры в ней самой не находили себе выражения. Она улыбнулась сестре, не в силах скрыть грусть.
– Большая Матушка, – сказала она, – не принимай это так близко к сердцу. Это же всего лишь книга.
После тридцать первой тетради она ждала, как обычно. Но день шел за днем, неделя за неделей, а посылок больше не приходило.
Со временем холодное одиночество жизни Завитка вновь утвердилось на своем месте. Она ужинала напротив груды тетрадей, словно напротив притихшего друга.
Внизу же в изобилии плодились слухи.
Управляющий волновался, что с приходом к власти Председателя Мао чайные объявят буржуазными излишествами, певцов припишут к трудколлективам,