Это вызвало сопротивление обманувшихся народов, которые, стремясь защитить свое национальное достоинство и избавиться от угнетения, причиняемого «зазнавшимися победителями», стали отказываться от космополитической идеи и обратились к национальной. Последняя проявилась во всех сферах духовной жизни, в том числе в философии и праве, прежде всего – германском208. По оценке Г. Ф. Шершеневича, историческая школа права появилась в «период разочарования в успехе борьбы, предпринятой во французскую революцию 1789 г., и ужаса перед теми крайностями, какие приняла эта борьба», она была отражением этого разочарования, «служила больше делу правительственной реакции, нежели успеху народного дела»209.
Кроме того, Г. Ф. Шершеневич обращает внимание на то, что «время и место возникновения исторической школы определяется торжеством германской нации в борьбе за ее освобождение от французского господства под главенством Наполеона I»210. Другой российский ученый, Б. А. Кистяковский, указывает на политические причины, уже не связанные с конкретной проблемой обеспечения национального суверенитета германской и иных европейских стран от бонапартистского вторжения. Он отмечает то, что в XVIII столетии люди связывали с принятием французской Декларации прав человека и гражданина надежды на новый государственный строй и новый правопорядок: «Всем тогда казалось, что государство, построенное на принципах Декларации прав человека и гражданина, будет идеально организованным и вполне свободным государством, в котором каждая личность получает возможность вести достойное человеческое существование. <…> Однако Декларации прав уже давно были провозглашены, а государственно-правовая жизнь шла каким-то своим собственным путем; иногда даже казалось, что бесправие нисколько не изменилось, несмотря на провозглашение прав»211. Это происходило по той причине, что Декларация не реализовывалась, ее принципы не соблюдались. В этой связи восторг и воодушевление по поводу ее принятия сменились полной холодностью212.
Как считает Б. А. Кистяковский, «несомненная неудача, постигшая Декларацию прав человека и гражданина, была не только временным поражением известных политических стремлений, но и полным крушением целой социально-научной и философско-правовой системы. После нее идеи старой школы естественного права (XVII–XVIII столетий) уже не могли претендовать на былую теоретическую достоверность; их влияние и убедительность были совершенно подорваны и умалены. Теперь они уже были осуждены на постепенное разложение и в конце концов на утрату всякого интеллектуального и морального авторитета и престижа»213. Далее Кистяковский заключает: «…эпоха великой французской революции более, чем какие-либо другие