Гулко брякнув, на стол упали игральные кости и покатились, притягивая взгляд… Я вздрогнула и потрясенно застыла, не в силах поверить своим глазам: на заляпанной грязной столешнице сверкали мои драгоценности. Броши, серьги, тончайшей работы браслеты, и даже кулон – лик богини-хранительницы… Любимый кулон на цепочке, который я берегла как зеницу ока и не собиралась продавать ни при каких обстоятельствах.
Большая часть украшений, небрежно собранная в переливающуюся всеми цветами радуги горку, покоилась перед разбойниками, другая, совсем жалкая – браслет, пара сережек да колье – перед Гильомом. Он нервно поглаживал их красивыми длинными пальцами.
Кости остановились. Громилы радостно заржали, а Гильом с досадой хлопнул по столу рукой. И в то же мгновение огромная кряжистая лапища схватила последние драгоценности и перетащила их через стол к остальным.
– Не везет в игре – повезет в чем-нибудь другом, – довольно хохотнул один из подозрительных типов.
Наверное, если бы я не растерялась так в ту минуту, мне бы хватило ума понять, что здесь происходит, и беды можно было бы избежать. Ловко спрятать волосы под пальто – моя огненная шевелюра видна издалека – накинуть капюшон, тихой тенью выскользнуть за дверь и бежать… Бежать не разбирая дороги, спрятаться где-нибудь в тихом и темном углу до рассвета, а с рассветом поймать извозчика и с позором вернуться домой. Впрочем, невелик позор. Я вернулась бы такой же девственной, как и уходила. А пропавшие драгоценности… Мой новый родственник сначала бы нахмурился, отчитал хорошенько, а потом бы велел ювелирам изготовить мне новые, лишь образок богини-хранительницы было бы жалко.
Но горечь обиды была так ядовита, что совершенно затуманила рассудок.
– Гильом… – тихо прошелестела я. – Ты проиграл мои украшения?
Совсем тихо, но меня услышали, и теперь взоры обратились ко мне.
– Риаса…
Я ожидала что он придет в ужас от того, что натворил, упадет на колени, будет умолять меня простить, но я конечно же его не прощу, а велю вернуть меня домой сегодня же, сейчас же, иначе он крепко об этом пожалеет.
Но глаза его радостно вспыхнули, словно озаренные какой-то внезапно пришедшей в голову мыслью. И сказал он совсем другое:
– Ставлю ее. Против всего.
– Какая-то баба? И против всего? Да ты спятил, пацан! – фыркнул один из двоих.
– Не какая-то баба, а девственница… – тоном записного торгаша, нахваливающего лежалый товар, протянула моя любовь. – Она пока еще невинна.
3
Один из громил подошел ко мне. Я попятилась, поднимаясь на несколько ступеней выше, но он схватил меня за руку и стащил вниз.
– Точно