Василько достал нательный крестик и поцеловал, глядя в глаза Патрику.
Пополудни литовский корабль подошел к затоке у левого берега. Здесь уже стояли русские дружинники. Послышался топот. Из прибрежной дубравы выехал Василько и по дороге, круто сходящей к воде, приблизился к лодке. Сирпутий сошел на землю. За ним последовали несколько литовских воинов. Василько спешился. Один из дружинников принял и отвел в сторону его коня. Два полководца обнялись, как отец с сыном.
– Тебя не ждал увидеть, – сказал литовец, – если бы знал, что это ты ведешь войско Владимира, не остерегался бы.
– И я не ждал, – ответил Василько холодно.
Патрик стоял рядом, и ему показалось, что улыбка на лице Слонимского князя омертвела, а в глазах отразилось волнение. Но Сирпутий, кажется, не заметил этой перемены.
– Ну что, даешь нам путь? – громко рассмеялся литовец, как бы в шутку.
– Кто в шатре? – спросил Василько.
– Везу племянницу в Плоцк к ее мужу Болеславу, – радостно сообщил Сирпутий.
– Хочу убедиться.
Литовец отступил на шаг. Улыбка на его лице погасла. Он засунул большие пальцы обеих рук под широкий ремень и выжидал, как дальше поведет себя русин. Его взгляд словно говорил: «Хочешь бросить мне вызов – валяй», и это было вместо ответа. Литовские воины изготовились. Дружинники Василько подтянулись и разместились полукругом. Патрик рукой отодвинул Стегинта назад.
– Я хочу убедиться, что в шатре – Гаудемунда.
– Нет, – твердо ответил литовец, и некоторое время оба молчали, – неужели ты не понимаешь, что ждет тебя и твой маленький город, если ты нанесешь такое оскорбление моему брату?
Василько не отвечал.
– Дядя, отойди, – раздался за спиной Сирпутия голос племянницы.
Сирпутий обернулся и посторонился. Дружинники-литовцы тоже расступились. Гаудемунда стояла в полный рост в середине ладьи.
– Вот я, смотри!
– Значит, правда, – опустил глаза Василько.
– Ты ждал чего-то иного?
– Нет. Но я не видел тебя уже три года.
– Ты увидел меня.
– Могу я поговорить с тобой с глазу на глаз?
– Ни я, ни мой дядя не допустим ничего, что могло бы навредить чести моего мужа и моего отца. Если хочешь, говори в присутствии всех этих людей.
– Почему ты называешь Болеслава мужем, но в твоих волосах все еще девичий венец?
– Нам осталось обвенчаться. Это произойдет в тот же день, когда я прибуду в Плоцк.
Молодой князь кивнул. Казалось, он хочет еще сказать что-то, но не знает как.
– Василько, ты хотел увидеть меня, и ты меня увидел. Отпусти нас, как обещал, – попросила Гаудемунда уже не таким твердым голосом, – отпусти меня.
Василько помрачнел, но попятился, и, подчиняясь его знаку, все его дружинники отступили.
– Я запомню тебя такой, какой увидел сегодня, – громко сказал слонимский князь.
– Все оставшиеся дни