Крест короля. Ирина Измайлова

неба. Сам диск полной луны прятался где-то над крышей и не был виден, но его сияние наполняло мир. И, как бывает ночами, в которых безраздельно властвует луна, все кругом стихло, заколдованное этим нереальным, призрачным светом. Город замер и молчал. И все, что виделось за тонкой, чуть колеблемой дыханием ветра тканью, выглядело неживым и ненастоящим. Белые плоские крыши и черные силуэты башен крепостной стены. Белая лента улицы, наполовину проглоченная черной тенью дома. Даже при самом ярком солнце не бывает такого невероятного контраста белизны и черноты, как в торжественном, магическом свете громадного лунного диска.

      Эдгар привстал, откинув простыню, и потянулся, наслаждаясь чистотой постели и своего тела. Три дня, проведенные в седле, среди песков равнины и заросших пыльными рощами холмов, постоянно прилипшая к телу рубашка, сквозь которую ощущалось обжигающее давление кольчуги, терпкий запах конского пота и пота собственного, тяжесть шлема и боль в глазах, уставших от яркого солнца и от проникающего под полуопущенные ресницы песка. Теплая, с тухлым привкусом вода в разогретой солнцем фляге, которую хотелось осушить двумя глотками, но приходилось с усилием вновь затыкать пробкой – где-то еще колодец и не пересох ли в такую жару? Все это было привычно, но утомляло по-прежнему.

      И когда, наконец, удалось отлепить от тела одежду и с головой окунуться в большую дубовую бочку, которую Мария предусмотрительно велела воинам поставить в тень, прохладная вода принесла невероятное облегчение. Из нее вообще не хотелось вылезать. Однако тут же подумалось, что после доброго королевского вина неплохо бы и съесть ужин, а там и добраться до кровати, где уже ждет, свернувшись котенком, жена.

      Лунный свет превратил хрупкую фигурку Марии в мраморную статуэтку. Ее кожа блестела и отчего-то пахла жасмином. Темными оставались только падающие на плечи кудрявые волосы, задумчиво устремленные к окну глаза, да кипарисовый крестик, что лежал в ямке меж ее маленьких, сочных, как яблоки, грудей.

      – Отчего же его изгнали? – повторила Мария чуть слышно.

      – Он не выдержал ордалии16, – ответил Эдгар, поворачиваясь, чтобы обвить руками талию жены. – И у Фридриха Барбароссы не оставалось другого выхода.

      – Ордалии!? – почти с негодованием воскликнула Мария. – Но ведь Святая церковь запрещает это испытание, находя в нем глумление над Божией волей! Разве великий Фридрих этого не знал?

      Рыцарь пожал плечами:

      – Это все знают. И почти все допускают. Потому что так проще – не нужно утруждать себя, разбираться, кто там прав, а кто виноват. Что называется, взять и свалить на Бога! (Господи, прости меня грешного!)

      И он осенил себя размашистым крестом, в то время как женщина прильнула к его широкой груди, щекоча ему шею россыпью своих кудрей.

      – И все же… – тихо проговорила она. – Неужели отважный Фридрих Тельрамунд действительно дал ложную клятву? Неужели пытался обмануть императора? Я слыхала, он когда-то жил среди тамплиеров,