Нина молчала. Ирка на сей раз была, наверное, права, хотя сама-то она тоже никогда благоразумием не отличалась.
– Иди в палатку, ложись, ведь спишь уже… Иди-иди, миску я помою. А баек местных ещё успеешь наслушаться, куча времени впереди…
Нина ушла. Спотыкаясь, будто загипнотизированная, добрела до своей палатки, без сил упала прямо поверх спальника и провалилась в сон.
Копай, словно провожая, потрусил следом. Поворчав, улёгся у входа.
Матвей проводил их долгим взглядом…
Над Мангупом висела луна, трещали в костре ветки, сносило на девчонок дым, наивные практикантки, морщась и кашляя, складывали пальцы фигой, поверив болтуну Борисову, что это поможет.
Звучал негромкий мальчишеский басок, ломкий, иногда срывающийся на петуха…
И снова на Мангупе грохали турецкие пушки, и под ударами их гранитных ядер рушились стены. Феодориты отвечали свистом арбалетных болтов[22] и градом камней. А потом жестокая рубка шла уже на улицах, и янычары, топча красными сапогами кровавую снежную кашу, взмахами кривых клинков теснили защитников Феодоро к последнему рубежу…
Близилось Рождество, падал снег, но в стылом, промозглом воздухе пахло не праздником, а смертью.
И вот уже последний феодоритский ауфент стоял связанным, с непокрытой головой. С неба валом валили мокрые хлопья, липли к волосам, склеивали ресницы. И княжонок, мальчонка лет одиннадцати, с бледным зарёванным лицом, бежал сквозь снегопад в одной рубашке, по-журавлиному вскидывая голенастые ноги. Падал, поднимался, снова бежал. Каменел лицом князь, кричали на своём языке турки, рыдала женщина. И бледное декабрьское солнце, выглянув на мгновение, в отчаянии прятало лицо в изорванные лохмотья тучи.
7. «Вперёд, труба зовёт!»
Первый полноценный рабочий день на Мангупе начался для них с раннего утра в понедельник.
– Девоньки, подъём! – в палатку, где спали Ирка с Ниной, заглянула Марго. – Умываемся, завтракаем – и вперёд, труба зовёт!
В палатке недовольно замычали и заворочались окуклившиеся гусеницы спальников.
– Что, приснился вам Мангупский мальчик? – добродушно хмыкнув, прокуренным контральто осведомилась Маргарита. – Страху вчера на ночь глядя наш Мотька на всех нагнал… Слушаешь – будто своими глазами всё видишь: как княжеский сын от турок со стены спрыгнул да как теперь по Мангупу гуляет да всё ищет кого-то…
Ах вот оно что! Нина, бледнея, на мгновение вновь, как наяву, ощутила талую кашу под ногами и запах порохового дыма. Хватанула всей грудью холодного сырого воздуха, закашлялась… Увидела зарёванного, бегущего к стене Сандро. Услышала ругань янычар, мелькнули их высокие шапки, рукавом спадающие на спину, красные сапоги, потом чей-то плач, потом перекрывающий все звуки, затопивший всё отчаянный крик. Свой крик…
– Просыпаемся, просыпаемся! Нинок, подъём!
Нина села. Ломило виски. Растирая их пальцами, она сделала над собой усилие, чтобы окончательно вернуться к действительности.
– Да,