Юрий запер дверь.
– Инженер Баскаков вчера арестован, – отрубил Вадим, когда они вошли с полутемной лестницы в переднюю. – Познакомься, его дочь Татьяна Владимировна.
Вадим, по-взрослому представляя Тутти Некрасову, понимал, что представить ее иначе было нельзя: маленькое это существо каким-то неуловимым магнетизмом заставляло очень считаться с собой.
– Рад. Был бы рад еще больше, если бы наше знакомство состоялось при более счастливых обстоятельствах. – Юрий щелкнул каблуками. – Штабс-капитан Юрий Некрасов!
– Тутти. – Девочка протянула Некрасову маленькую руку.
8
– У аппарата! Ну? Плохо, очень плохо. Еще одна такая «ошибочка», Ющенко, и я с тобой местами не поменяюсь. Всё! – Закачалась брошенная на рычаг трубка.
– Ты что, товарищ Петерс, шумишь?
– А-а, Блюмкин… Напортачили ребята. Ты садись, я с этим кончу сейчас. – Зампред ткнул в каменный подоконник «козьей ножкой». – По делу с инженером… Самого взяли, а дочь, девять лет, изволь любоваться, оставили. Я распорядился – да не тут-то было: птичка упорхнула. Обшарили знакомых – ни следа! По-твоему, о чем это говорит?
– Ясно о чем – спрятали.
– А мы – прошляпили.
– Да уж… не сама же она испарилась! Давай-ка с твоими бумагами.
– У тебя там на допрос кто-то.
– А-а… подождет. Этого вообще скоро к тебе. Кстати, насчет этих дел: чтобы ты мне кончал из гаража театр устраивать! Думаешь, не знаю? Знаю. Только зрители тут ни к чему. Ясно?
– Ладно тебе, товарищ Петерс.
– А вообще, слушай, пошли-ка перекусим чего…
Двое прошли мимо Сережи, слышавшего весь разговор через неплотно прикрытую дверь кабинета зампреда. Собеседник Петерса, щуплый, с непропорционально узкими для высокого роста плечами, рядом с коренастой фигурой зампреда показавшийся Сереже похожим на огромную черную цаплю, представлял собой характерный тип молодого еврея, даже немного карикатурный. Перед тем как выйти, он приветственно кивнул секретарю у окна, только что вошедшему в «предбанник» и с ходу усевшемуся за машинку.
Сережа закрыл глаза. «Ремингтон» у окна продолжал стучать. Господи, если бы не этот треск… если бы не он… можно было бы представить себе, что в этом их «предбаннике» никого нет. Да весь остаток жизни не жаль сейчас отдать за то, чтобы пять минут, минуту побыть одному… Остаток жизни? Да разве его можно сравнить с невозможным счастьем минуты одиночества?
– Слушай, парень, здесь Чека или бордель, в конце-то концов?!
Сочный, наполненный бодрой жизненной силой голос заставил Сережу вздрогнуть. Расслабившееся было тело мгновенно подобралось. Он открыл глаза и взглянул на шумно распахнувшуюся дверь. В ней, едва не загораживая массивными плечами весь проем, стоял, словно воплощение животной мощи, высокий человек лет двадцати пяти. Правильно слепленные, крупные черты его лица дышали примитивной жизнерадостностью. Сережу передернуло.
– Тут,