– Да на здоровье. Наши к ней подходят только в конце года перед экзаменами.
– Вот и славно. Тебе тоже не спится, как вижу.
Фокас устало потерла лицо.
– Есть хочу. А когда я хочу есть, о сне можно забыть. Не хочешь прошвырнуться до кухни? Домовые давно привыкли к ночным прожорам вроде меня и всегда что-то оставляют.
– Почему бы и не прошвырнуться, – согласился тот, откладывая книгу.
Спустившись на четыре лестничных пролета вниз и свернув в темный, почти не освещаемый, коридорчик, они оказались возле неприметной двери. Щелкнул выключатель, ослепляя пришедших переливами панелей и отблеском развешенных над потолком кастрюль и сковородок.
Школьная кухня немногим уступала обеденному залу по габаритам. Тут было столько разделочных столов, плит и холодильников, что кухня напоминала лабиринт. Куда не дернись, напорешься на столешницу.
Несмотря на современный и можно даже сказать новомодный стиль, в уголке можно было заметить огромную печь типа той, на которой Емеля в свое время гонял по русским просторам. Параллельно ей стоял деревянный столик с задвинутыми стульчиками. На столешнице громоздились полные еды тарелки, кастрюля и графин с холодным чаем.
– Сосиски в тесте, блеск, – Фокс с восторгом оседлала один из стульев спинкой вперед. – Пирожки… эти, наверное, с капустой, а эти с яйцом. Котлеты, а это… – она сунула нос в кастрюлю. – Борщик, благослови домовых.
Генри осторожно присел напротив и следующие несколько минут молча наблюдал как по виду невероятно хрупкая девушка в несколько минут запрокинула в себя две тарелки с холодным русским грозным borshom, заедая его такими же холодными котлетами.
Но и этого было недостаточно. В ход пошли пирожки и сосиски. Казалось, она их не жевала. Просто глотала и запивала чаем. Англичан последние дни не раз наблюдал за ней вовремя обедов, так что скорость и количество еды его почти не удивляли. Не сдержавшись, он вдруг рассмеялся.
Регина обижено вскинула брови.
– Ч-го рж-ш? – попытка выговорить предложение более четко не увенчалась успехом. Рот был занят.
– Ты смешная, – покачал головой он.
– Ага, оборжаться можно, – хмуро прожевав, буркнула та. – Я что, виновата, что дурацкая метаморфия требует немереное количество углеводов и жиров?
– Тебе не нравится твой дар?
– Нет, почему. Я его люблю, но постоянный голод иногда убивает.
– Он ведь врожденный, верно? А кто… если не секрет?
– Папино наследство. Мама чистый стихийник. Старшая сестра в неё, а вот на мне судьба отыгралась. Изрядно помучив, наградила и тем, и тем. Это не редкость, но…
– Ты не рада?
– Да нет, рада. Просто теперь от меня все ждут чего-то ахового, а я… Ну в общем, не знаю, чего хочу.
Генри