Практика демонстрируют иную картину. Если принять во внимание роль сети «Интернет» в экономике и прочих сферах жизни общества, становится очевидным, что он слишком важен для того, чтобы государства смогли просто так его отпустить «в свободное плаванье» абсолютного саморегулирования[349]. При этом Интернет не является абсолютно виртуальным пространством: его пользователи – живые люди, которые находятся на определенной территории, а также компании, которые обладают активами, расположенными на определенной территории. Инфраструктура Интернета (кабели, серверы и иное оборудование) также физически локализована на определенной территории. Все это создает условия для применения классических оснований для установления судами своей юрисдикции в отношении субъектов интернет-отношений.
Как следствие, суды нередко весьма успешно применяют традиционные подходы для решения вопросов установления своей юрисдикции в отношении иностранных ответчиков по спорам, возникающим в связи с использованием сети «Интернет». Безусловно, имеет место определенная их адаптация к специфике Интернета, но в остальном это все те же «минимальные контакты», «место исполнения договора», «место совершения правонарушения или наступления его вредоносных последствий».
Критерий направленности осуществляемой в Интернете деятельности на определенное государство приобретает все большее значение при решении вопросов, связанных с юрисдикцией судов такого государства или выбора права такого государства в качестве применимого. В Европейском союзе данный критерий ограничен B2C-сегментом – трансграничными потребительскими договорами, обеспечивая потребителей не только возможностью предъявления исков из таких договоров в свой «родной» суд, но и гарантиями, предоставляемыми их «родным» правом.
В США критерий направленности деятельности не ограничен лишь сферой потребительских договоров, но носит характер одного из факторов, принимаемых во внимание при определении наличия минимальных