«Это значит, если мне сейчас сорок семь, то ему должно быть… пятьдесят пять. Помнит ли? И что мне, даже если помнит? У меня вон сын взрослый, Николай, дача двухэтажная. Господи, да при чем здесь дача-то… Митенька, родной мой, как же я все это время, так долго, без тебя, а?»
А почему рядом с ним она таяла – и не вспомнить. Только было, было что-то, чему и названия нет. Легче воздуха.
И куда подевалось потом?
– Мам, ты что, плачешь, что ли? Случилось что?
– Да ничего, сыночек. Это я лук резала.
– Здесь, в прихожей?
– Так я как раз сюда и убежала от лука-то. Злой попался…
– А-а-а…
– А ты что хмурый такой?
– Все нормально, мам, не обращай внимания.
– Обедать будешь? Я пойду разогрею.
– Нет, не хочу, спасибо.
– Так ведь ты же не обедал, я знаю. Не обедал, да?
– Ну не обедал, не важно.
– Даже очень важно. Иди умойся пока, я позову.
Сашка посмотрел на лежащую рукопись, взял в руки.
«Наверное, опять отец с работы. Муть какая-то… Будешь тут хмурым, новости такие получать. Обухом по темечку… А, мне пофиг, сама дура. Сама пусть и разбирается, как хочет. Не первая и не последняя. Так, что тут? Точно – муть. Легче воздуха… Ну и что там легче воздуха?»
– Саня, Санечка! Обед на столе, кушать иди.
В ответ – тишина. Нет ответа. Сын сидел на той же табуретке в прихожей, читал рукопись. Мать он даже не слышал.
Маша постояла, посмотрела на него. Долго стояла, минуту, не меньше. И ушла – молча. Ничего, ничего, пусть почитает, долго ли разогреть еще раз. Пусть…
Он перевернул последнюю страницу и застыл, уставившись в угол. Потом поднялся и, войдя в свою комнату, достал сверху, из шкафа, из самого дальнего угла, старую коробку от компакт-дисков, а из нее тощую пачку купюр. Пересчитал, вытащил из кармана сотовый телефон, поглядел на фото на дисплее – Ленка улыбается. Это еще до… Когда же он ее снимал, а? Прошлым летом вроде. Вот время летит. Звонит.
– Лен, послушай. Забудь все, что я сегодня наговорил, ладно? Ну сама подумай, я просто слетел с катушек. Так ведь любой бы… Забудь, и все. Мы по-прежнему вдвоем и вместе. Я тебя люблю, не думай. И денег достану. Если не хватит… короче, достану, не беспокойся. И все будет нормально. Просто будем осторожнее, и все. Справимся. А ребенок… Ну куда нам сейчас, ни денег, ни жилья. Успеем. Жизнь только начинается. И пожалуйста, не надо, не начинай снова реветь, ладно? Ну Лен…
«Легче воздуха мои мысли о тебе. Легче этого только твое дыханье. Я не знаю, зачем встретил тебя в мудрую пору своей жизни. Неужели для того, чтобы снова наделать глупостей? Забудь, забудь это слово – любовь. Нашего слова еще не придумали. Да и какая разница? Кто бы мне сказал раньше, что за одно-единственное прикосновение к женщине я… И я протягиваю к тебе руки – через всю прошедшую без тебя жизнь».
Журавлев лежит на спине, заложив руки за голову. За окном темно. Ночник уже давно потушен, лишь на потолке мутное, желтоватое пятно света