Именно тогда у меня начались кошмары, кошмары, продолжающиеся по сей день. Меня основательно кошмарила мысль про конец света и Антихриста. Я стал одержим ею: смотрел фильмы типа «Изгоняющий дьявола» и «Омен», читал книги предсказаний – «Центурии» Нострадамуса, «1984» Джорджа Оруэлла и превращённый в книгу фильм «Как тать ночью», в котором очень наглядно показывалось, как срубают головы тем, кто себе на лбу не вытатуировал три шестёрки. Прибавить сюда еженедельные разглагольствования в Христианской школе – и апокалипсис выглядит совершенно реальным, осязаемым и таким близким, что меня беспрестанно преследовали мысли: а что, если я как-то случайно прознаю, кто этот Антихрист? Рискну ли я своей жизнью, чтобы спасти чужие? А что, если у меня уже есть знак зверя – допустим, на коже головы или на жопе, то есть, где мне не видно? А что, если Антихрист – это я и есть? И вот такие страхи и тяжёлые мысли переполняли меня в тот период, когда меня перекручивало и безо всякой Христианской школы, потому что у меня проходил период полового созревания.
КРУГ ВТОРОЙ – СЛАДОСТРАСТНИКИ
Явное тому доказательство: несмотря на устрашающие уроки мисс Прайс, на которых она подробно рассказывала о приближающемся Судном дне, я в ней находил нечто сексуальное. Глядя на неё, созерцающую класс с прищуром сиамского кота, со сжатыми губами, идеально уложенными волосами, в шёлковой блузке, скрывающей совершенно ебабельное тело, с жоповертящей походкой, я понимал, что за христианским фасадом есть что-то человеческое, что рвётся наружу. Я ненавидел её за кошмары отрочества, но, думаю, также и за поллюцию во сне.
Я принадлежал к Епископальной церкви, которая представляет собою эдакий диетический вариант католицизма (та же великая догма, но правил меньше), а школа была безденоминационная. Но мисс Прайс этот факт не останавливал. Иногда перед тем, как начать читать Библию, она спрашивала: «Есть ли в классе католики?» Никто не отзывался, и она начинала бранить католиков и епископалианцев, потому что мы-де неправильно толкуем Библию и поклоняемся фальшивым идолам, потому что молимся Папе и Деве Марии. Я сидел там тихий, возмущённый, думая, кого же винить – её или моих родителей за то, что растили меня прихожанином Епископальной церкви.
Дальнейшее личное унижение происходило на пятничных собраниях, где приглашённые выступающие рассказывали, как они занимались проституцией, наркоманией или чёрной магией, а потом обрели Господа и, выбрав его праведный путь родились заново. Всё это походило на встречу группы каких-нибудь Анонимных сатанистов. Когда докладчики заканчивали, все склоняли головы в молитве. Если кто-то не перерождался в христианина, проводивший встречу пастор-неудачник просил их подняться на сцену, взяться за руки и быть спасённым. И я каждый