И когда появились чумазые механики в засаленных робах, чтобы подготовить «Ми-8» к вылету, лейтенант Верозубов, сам не зная почему, решился поддержать роптание своих людей.
Отыскав в своей саркастической душе едкую подковырку горожанина, бывавшего в деревне лишь на каникулах, он лихо прошелся по сельскохозяйственному ведомству.
Причем, отважился на довольно откровенную прямоту, о которой впоследствии немало жалел, получив неожиданный и должный отпор.
Тогда же, не отличив от чумазой технической обслуги настоящих пилотов, шедших следом в такой же, как и у механиков синей – потертой от времени, униформе, офицер раздраженно, под смех своих людей съязвил:
– И когда же, интересно, изволит полететь этот сарай?!
Ничего другого, хотя бы немного похожего на упомянутое сельскохозяйственное подсобное строение рядом не было. Поэтому волей-неволей авиаторам приходилось принимать откровенное издевательство – на свой счет.
Чем не замедлил воспользоваться лейтенант Михаил Казанцев.
– Когда, говорите, сарай полетит? – задумчиво переспросил он.
И, блеснув из-под меховой офицерской шапки взглядом озорных глаз, выдал ответ, оказавшийся под стать вопросу.
– Вот загоним в него всю скотину, какая есть, – вертолётчик обвёл каждого из пограничников долгим взглядом. – Пересчитаем по головам.
Он выждал небольшую паузу:
– Тогда и в путь!
Старая избитая авиаторская шутка, оказавшаяся и теперь абсолютно к месту, попала точно в цель.
Теперь уже смеялись и солдаты, и механики, как отметил капитан Лукашов, сохранявший беспристрастное спокойствие.
Это неуставное веселье, однако, вогнало в краску, неосторожного на язык, пограничного офицера. И командир корабля тогда понял, что пора выручать незнакомого лейтенанта.
Поднявшись первым по приставной лесенке, он откатил дверь и, чтобы не накалять, и без того непростую, обстановку, примирительно предложил:
– Ладно вам, остряки!
Он благожелательно указал рукой:
– Поднимайтесь лучше на борт. Нечего зря мерзнуть.
…Перемирие, хотя и было достигнуто, но всё же, не без новых и новых, выпадов со стороны второго пилота. В отместку он ещё долго изголялся по адресу «зеленых фуражек». Продолжая с неменьшим остроумием заниматься этим и спустя довольно продолжительное время.
Вот и теперь, только, лично убедившись, что солдаты исправно поскребли сапогами по ребристым ступенькам лестницы, Казанцев впустил и их следом за командиром внутрь машины.
Потом задвинул на проем легкую дверцу с круглым стеклом, вделанного в неё, иллюминатора.
…Холостые обороты – самые противные и, абсолютно противопоказанные больным стоматитом и прочей зубной хворобой, сменились, наконец-то, повышенным режимом. И второй пилот, заняв свое место, совсем забыл