Однако главной феей, не сказочной, а реальной была Аринина прабабушка Галя. Она жила в тридцати километрах от города, в деревне, раскинувшейся на высоком берегу великой русской реки. Когда-то деревня была большой и богатой, с церковью в дореволюционную эпоху. Церковь давно разрушили, вымостив битым кирпичом дорогу к райцентру. Но и в советские времена деревня процветала, это была главная усадьба колхоза-миллионера: с клубом и школой, с фермой и маслобойней, с конезаводом и большими мастерскими по ремонту сельхозтехники. А с середины восьмидесятых деревня стала умирать, медленно и безысходно. Зарастали необрабатываемые поля и огороды, ржавела техника, опустели конезавод и ферма, закрылся клуб, дорожный асфальт усеивался воронками, как после бомбежки. Пустые коробки строений с выбитыми стеклами и провалившимися крышами пугали маленькую Арину, она думала, что там живут призраки, по ночам бродят мертвецы и дудят в страшные трубы.
– То не мертвецы, прости господи, – успокаивала правнучку бабуля Галя, – то ветер гуляет. Живыми в землю закопать бы тех, кто до такого разора хозяйство довел, – тихо добавляла она.
– Живыми? В землю? – таращила глаза Арина.
– Не слушай ты меня, старуху. Поди лучше посмотри, не подошла ли опара.
Бабуля Галя не признавала покупного магазинного хлеба, говорила, что им только свиней кормить и тюремных душегубов. Хлеб бабуля всегда пекла сама. Отдохнувший под льняным полотенцем, каким же вкусным он был! Хрустящая корочка, сладко теплая сердцевинка, да с молочком! Пальчики оближешь. Бабушка пекла и расстегаи с рыбой, и пироги с разнообразными начинками, и плюшки, и калачи – чего только не пекла, сколько рецептов помнила. Бабуля Галя была признанным мастером-хлебопеком в деревне. Другие женщины приходили к ней учиться, секретов бабушка не держала. Только все равно ни у кого не получалось таких вкусных хлебов, как у бабушки Гали. Сколько ни пытались односельчанки напихать в тесто побольше сливок, яиц и масла, не выходило, чтобы надкусишь булочку, жуешь-наслаждаешься и видишь, как со вздохом расправляется приплюснутое зубами место, булочка снова пышная и сдобная.
Арина застала край уходящей эпохи, когда в деревне еще играли свадьбы. Уехавшая в город молодежь по требованию родителей на родине отмечала бракосочетание. Бабушке Гале заказывали свадебный каравай – самое прекрасное, по мнению Арины, произведение пекарского искусства.
Считалось, что каравай не могут печь свекровь или теща, а только деревенская женщина с добрыми руками и хорошей судьбой. Руки бабушки Гали, вне всяких сомнений, добрые и талантливые. Но судьба ее не баловала, напротив. Отца, братьев и мужа потеряла на войне, с двадцати семи лет вдовствовала. Старший сын погиб в автомобильной катастрофе, дочь, Аринина бабушка, умерла молодой от рака, сорока не исполнилось.
Спустя много лет Арина спрашивала маму:
– Почему бабушке Гале в деревне приписывали счастливую жизнь? Она всю войну получала похоронки, да и потом могилка за могилкой. У нее ведь остались только ты да я.
– Бабушка честная была, – отвечала мама. – Не гулящая, не сварливая, не злобливая.
– Ну и что?
– Не понимаешь? Одного человека комарик укусит и крику на весь свет, и все виноваты, и все плохие – огрызается, точно бешенством его заразили. А бабушку жизнь била – не комарики кусались. Однако никого она не проклинала, не жаловалась, не озлобилась. Как ее судьба ни испытывала, бабуля не потеряла доброты душевной и щедрости. А это, наверное, дороже всего.
– Я ведь похожа на бабулю Галю? – спросила Арина.
– Похожа, – рассмеялась мама. – Обе не девушки, а хлебопечки.
За долгую жизнь бабушка испекла тонны хлеба. Но каждый раз, отправляя тесто в печь, она волновалась и переживала. Так подлинный народный артист в триста тридцать третьем спектакле, выходя на сцену, испытывает душевный трепет.
Когда пеклись свадебные караваи, волнение было особым. Бабушка с утра мылась и мыла Арину. Они надевали чистое белье и повязывали головы платочками. Бабушка читала молитвы, Арина приплясывала на месте от нетерпения – опара подошла, пора замешивать тесто. Бабушка следила, чтобы, упаси боже, ни сквознячка в хате, ни грюка, ни стука, говорить можно только шепотом. Подошедшее тесто крайне нежно. Испугается ветерка или громкого звука – опадут внутри крохотные пузырьки, которые воздушность хлебу обеспечивают. Тесто слипнется, и вместо пышного каравая получишь клеклую подошву.
Каравай был обязательно круглой формы, по основанию его украшали большая коса или жгут, сверху – колосья, листья, цветы и даже тонкошеие лебеди. Когда бабушка позволяла Арине вырезать из теста листочек или колосок, радости внучки не было предела. Перед отправкой каравая в печь бабушка брала связку гусиных перышек и смазывала