Зуд. Повесть. София Кульбицкая

выхода, который в таких случаях выручает почти всех – обидеться и заткнуться. Так что прерывала их обычно Катя, которая эти беседы активно не одобряла:

      – Нашёл о чём разговаривать с ребёнком! О смерти?! Спросил бы лучше, чем она живёт, как дела в школе, что интересного произошло за день…

      Это она зря, – Вадим злорадно вспомнил, что в роли мудрого старшего товарища Катя всегда была бесполезна, беспомощна и, если уж идти до конца, абсолютно бездарна. Особенно когда их дочь превратилась-таки в подростка.

      8

      В ту пору она могла часами разглядывать себя в зеркалах, выискивая те самые «уродливые родовые черты» и ноя, ноя. Вадима это бесило – может быть потому, что он помнил себя в этом возрасте, вот уж он-то и вправду был урод, но справлялся с этим в одиночку.

      Он подозревал, что дело тут нечисто, что цель её – не только снять урожай комплиментов сразу по двум номинациям (красоте и скромности), но и выцыганить очередную цацку. Мысль об этом вызывала у Вадима детское, но неодолимое желание не отдавать ни пяди.

      Ему ещё предстоит умирать от стыда и ужаса за свою слепоту и жестокость; но тогда он только ухмыльнулся, услышав, как жена воспитывает дочку:

      – …Думаешь, это счастье приносит? Нет, моя милая. Красота – это тяжкое испытание. Ты – весёлая, общительная девочка, и слава богу. Говорят ведь – не родись красивой, а родись счастливой, – в Катином голосе звучала скорбь, смирение и миссионерская готовность нести и дальше с гордо поднятой головой этот крест, который жестокая судьба взвалила на её плечи, великодушно пощадив юную поросль.

      Она и впрямь была красива – сейчас, как и двадцать лет назад. Её великолепная женственность до сих пор волновала и даже изумляла Вадима. В возрасте Таньки она была худой, голенастой, глазастой девчонкой. В красном галстуке на чёрно-белых фотках. Этих фотографий Вадим никогда раньше не видел, откуда они вывалились именно теперь?.. Катя объяснила – родители затеяли ремонт, разгребают антресоли.

      Оттуда же, видимо, выползла и старая гитара. Ещё один сюрприз – приятный или нет, будет видно. У Кати оказался абсолютный слух и контральто с волнующей хрипотцой. Розенбаум был её кумиром, и Вадим не видел ничего странного или неподобающего в том, что она, с трудом припоминая заученные в юности три аккорда, всё чаще замахивается на смертельный номер из своего скудного репертуара: