Я тут же постаралась стушеваться:
– Простите меня, Арнольд Евгеньевич. Конечно, вы правы, я сама во всём виновата.
– То-то же, – милостиво согласился умерить своё негодование «мэтр».
Поцелуйчик ждал меня на нашем условленном месте.
– Аня! Я не узнаю тебя, – покачал он головой сокрушённо. – Ты впервые за всё время нашего знакомства опоздала. На целых пятнадцать минут. Да ещё умудрилась отключить телефон! На тебя такое совсем не похоже. Нас ведь ждут. Ты не забыла? Завтра ты уезжаешь, а сегодня твои проводы.
Я расхохоталась. Пятнадцать минут опоздания! В стране, где не только могут опоздать на час или два, а и вообще забыть о назначенном свидании. И кто бы делал мне замечание? Сколько я своего греческого друга на сей счёт дрессировала, и сколько раз он сам меня подводил?
– Прости, Олки, – со вздохом проговорила я, наконец, чувствуя, что мой смех вот-вот перейдёт в истерику. – Я никуда не поеду сегодня. Совсем нет настроения. Извинись за меня перед ребятами. И… давай прощаться. Вряд ли нам когда-нибудь ещё доведётся свидеться. Я просто пришла тебе деньги передать от Арнольда, а так всего лишь позвонила бы по телефону. У нас там тоже междусобойчик, я обязана присутствовать на нём. Пока!
Я вручила конверт с деньгами, развернулась, но Поцелуйчик задержал меня. И совсем обалдел, увидев на моих глазах слёзы.
– Анюта! Анечка! Что с тобой?
У меня не было никакого настроения обсуждать с кем-либо свои проблемы. Пока я шла к Олкимосу, я уже практически успокоилась. В поведении Бекешина, действительно, не было ничего для меня оскорбительного. И вообще, что такого, непоправимо страшного, произошло?
Я хотела исчезнуть на время? Меня никто не отправлял обратно.
Я рвалась начать выполнять свою новую работу в Фонде? Руки у меня теперь, наоборот, были развязаны, просто идеальный вариант.
Возможность лишний раз поучиться стильно, со вкусом, одеваться, поднатореть в искусстве макияжа, чтобы затем подняться ещё на ступеньку выше уже в своём ремесле? Да ради Бога!
Что на другой чаше весов?
Одни только эмоции, какие-то совершенно необоснованные обиды, построенные на таких же непомерных, ничем не подкреплённых, амбициях. Хотя… почему бы не поделиться всем этим с человеком, который так хорошо ко мне относился, фактически стал моим другом, и которого я никогда не увижу больше?
– Ты знаешь, что самое обидное, – закончила я свой рассказ, не удержавшись всё-таки от того, чтобы не разреветься. – Я хотела им замечательную идею предложить: взять тебя и троих-четверых твоих ребят в команду. Арнольд всё построил в своём показе на Греции, но где она? Да, я понимаю, конечно, ваших знаменитых манекенщиц нанять – никаких денег не хватит, они и так нарасхват, но вы, вот вы могли бы произвести прекрасное впечатление.
Олкимос усмехнулся:
– Анюта, какая же ты