– Нет, я уж почти пришел, когда падлы эти налетели. – Мужичок снова шмыгнул носом и вытер лицо рукавом куртки. У нужного дома оказались быстро – во всей старой кирпичной пятиэтажке светилось только одно окно на третьем этаже.
– Все, пока. – Максим уже развернулся, чтобы вернуться назад, но остановился, окрикнул мужика: – Погоди, а фамилия того депутата как?
– Вохменцев, – охотно отозвался Сергей и добавил торопливо: – А я там больше не работаю, уволился вчера. В Москву поеду…
Дальше Максим слушать не стал, зашагал через двор к своему дому. «Вот и молодец – крутилось у него в голове – вот и правильно». Хоть и темно на улице, и полупьяный мужик вряд ли смог разглядеть лицо своего собеседника, но уже одним свидетелем будет меньше. Ни к чему они.
«Ты можешь воровать, подкупать, „оптимизировать“ целые регионы и города, сохраняя при этом должность, кресло под задницей и получая из рук подельников награды. Но стрелять, пусть даже и резиновыми пулями, по играющим в снежки детям, отрезать людям руки… По сравнению с тобой Гитлер скромно курит в сторонке и получает от дьявола люлей за проявленное мягкосердечие и пассивность». Максим взлетел по лестнице на второй этаж, открыл дверь, вломился в квартиру. Вохменцев, сука, ты не проживешь и сутки, но сначала крепко пожалеешь о том, что вообще родился на свет. Все, теперь спокойно – в душ и спать, завтра будет чертовски насыщенный день. Вернее, уже сегодня.
«Кто ходит в гости по утрам», – крутились в голове слова детской песенки, пока Максим шел через город. Осмотреться на местности, прикинуть пути подхода-отхода – это много времени не займет. Особенно отхода, пусть этих кривых троп будет несколько. И еще неизвестно, сколько придется ждать – вряд ли депутат-людоед продирает глаза раньше полудня. И на улице, как назло, холодает все сильнее – к концу сезона зима, как обычно, входит во вкус. Максим сбежал по крутому склону оврага, промчался по утоптанной тропе между высоченными глухими заборами и оказался перед мостом. Речка под ним текла быстрая, шумная, но даже ее края уже сковывал тонкий прозрачный ледок. Скоро он затянет ее полностью, и пар над водой исчезнет, а уткам, собравшимся в стаю на открытой пока воде, придется перебираться в прибрежные сугробы. Максим был уже на середине моста, когда впереди и справа, среди сухих стеблей тростника и камыша, он увидел размытые в сумерках силуэты. Четыре или пять человек цепочкой, полукругом, двигались так, словно загоняли кого-то в ловушку. Этот кто-то – очень маленького роста, тепло одетый и от этого неповоротливый – оказался уже у кромки ледяной воды. Дальше бежать ему было некуда, он топтался среди сухой травы и, кажется, плакал. Темные, согнувшиеся перед броском фигуры подбирались к загнанной жертве все ближе, они ломились через тростник, как лоси через лес, и не видели ничего, что происходит вокруг. Да чего оглядываться-то – место тихое, безлюдное, только вдалеке,