Сам де Хори однажды сказал: «Если моя работа висит в музее достаточно долго, она становится подлинником»{63}.
Это спорно, но что не вызывает никаких вопросов, так это минимальная разница между подлинным Пикассо и «Пикассо» де Хори. И при этом первый стоит миллионы долларов, а второй – несопоставимо меньше. Сам де Хори задавался вопросом: почему его подделки ставят ниже рисунков и картин тех художников, которых он имитировал, когда большинство экспертов не может отличить одно от другого? Знатоки искусства ценили «Матиссов» де Хори ничуть не меньше подлинного Матисса, пока не узнавали их происхождение. Так чем же на самом деле определяется ценность картин великого мастера?
Иными словами, представьте, что вам предлагают точную, до последнего атома, копию «Алжирских женщин» Пикассо («Версию О»). Оригинал в 2015 г. продан с аукциона за $179,4 млн. Полотно в ваших руках – не оригинал, и вам никогда не удастся выдать его за подлинник, но они идентичны. Сколько вы готовы заплатить за эту картину?
Вряд ли много. Если у вас неплохой банковский баланс и картина вам по-настоящему нравится, может, несколько тысяч.
Уж точно не больше $300 000. Из чего следует, что великая ценность оригинала «Алжирских женщин» состоит не в самом объекте, но в его контексте: провенансе[9], истории, имени создателя, редкости, уникальности. Если холст и краски стоят максимум несколько тысяч долларов, выходит, остальные 179 миллионов – цена контекста.
Мысль не столь безумная, как может показаться. Мы на самом деле получаем больше удовольствия от искусства, которое, как думаем, создано уважаемым мастером, чем от работ неизвестных подражателей. Последние достижения нейробиологии позволяют ученым отслеживать активность зон головного мозга, воспринимающих гедонистическую ценность. Экспериментаторы предлагали людям, помещенным в томограф, оценить несколько абстрактных полотен. Половина работ были помечены как картины из знаменитых галерей. Об остальных сообщалось, что их ученые сами сгенерировали на компьютере.
Никого не удивило, что в типичном случае люди выставляли картинам «из галерей» более высокую оценку, хотя ярлыки были разнесены в случайном порядке: любому из нас в момент эстетического суждения трудно не подпасть