Ослабленные лучи…
Это Хронос понял сразу. Встретив на своем пути препятствие, аномальное свечение не смогло набрать достаточной силы. Достаточной для чего? Непонятно. Но опять же на уровне инстинкта Хронос знал – старший брат спас не только его, а и многих других людей. Совершенно точно тех, что ждали их возвращения возле разрушенного реактора. А, возможно, еще и многих других, которые могли оказаться на пути энергетической волны, вырвавшейся из аномалии.
Всё это длилось мгновение, не больше…
Бледно-голубые лучи исчезли, дрожание внутри аномалии прекратилось. Теперь она сияла ровным лазурным светом. А старший брат продолжал обнимать ее, словно слившись с нею, став единым целым.
Хронос со второй попытки смог подняться с пола и бросился к Харону, уже понимая, что после случившегося брат просто не может остаться в живых. Но надежда, как известно, умирает последней.
Хотя, когда Хронос подбежал ближе, он сразу понял – это всё. Брата больше нет. Его экзоскелет почернел и растрескался в тех местах, откуда били лучи цвета чистого неба. Но куски брони не отвалились. Они намертво приросли к телу Харона. Потемневшее, бугристое, измененное аномальным излучением человеческое мясо было хорошо видно через широкие трещины в броне, местами оплавленные по краям.
Хронос в ужасе сделал шаг назад. Другой. Третий. Потрясенный увиденным, он упал на колени и закричал:
– Зачем?! Зачем ты это сделал?!!! Это была моя, слышишь, моя смерть!!! Ради людей, ради науки!!! Ты всегда был первым, всегда был лидером! И даже после смерти останешься им! Тебе воздвигнут памятник, о твоем подвиге будут писать книги! А я – я так и останусь никому не известным одним из изобретателей экзоскелета, чье имя везде и всегда теперь будут писать после твоего!!!
Хронос обхватил руками шлем. Плечи ученого тряслись под броней, его бил нервный озноб. Он всегда любил брата – и ненавидел одновременно.
За то, что тот был старше, рассудительнее, мудрее…
И вот сейчас Хронос ненавидел его еще больше! За то, что Харон умер, своей героической смертью окончательно задвинув младшего на второй план.
Из глаз молодого ученого текли злые слезы, оставляя на щеках влажные дорожки и капая на внутреннюю поверхность стеклянного забрала шлем-а…
Он не знал, сколько простоял вот так, пока не унялась нервная дрожь, и зубы не перестали выбивать частую дробь. И тогда в голове возникло оно. Желание. Единственное и неповторимое, как эта проклятая аномалия, которую сейчас обнимал мертвый брат.
– Как же я хочу действительно быть Хроносом, – простонал он, сжимая кулаки в приступе бессильной ярости. – По-настоящему управлять временем, чтобы…
Он не договорил. Потому, что бесплотный, мертвый голос в его голове прошелестел:
«Я услышал твое желание, человек. Ты получишь то, что заслужил. Твой путь