КУРСИСТКА. Вольдемар! Наконец-то! Боже, я думала, вы уже не придете…
СТУДЕНТ. Надин, зачем они прислали вас? Это очень опасно. За мной хвост. Я заметил еще в Цюрихе. Но в Ревеле мне удалось оторваться.
КУРСИСТКА (озираясь). Вольдемар, вы уверены в этом?
СТУДЕНТ. Положительно уверен! (Показывает револьвер.)
КУРСИСТКА. И все-таки вы должны на время затаиться.
СТУДЕНТ. На Крестовском у нас есть конспиративная квартира. Извольте – отсижусь. (Дает ей конверт.) Надин, это срочно надо передать в комитет!
КУРСИСТКА. И только-то? Вольдемар, они ждут от вас совсем другого.
СТУДЕНТ. Провезти через границу то, о чем мы договаривались. Невозможно. Я пытался… Но верьте мне, Надин, здесь, в этом пакете, есть все необходимое для нашего дела и даже больше!
КУРСИСТКА. Здесь? (Машет конвертом.) Полноте, Вольдемар, вы шутите!
СТУДЕНТ. Отнюдь! Сегодня я архисерьезен и хочу с вами объясниться…
Мимо развязной походкой, играя тростью, проходит подозрительный субъект в котелке. Студент для конспирации привлекает к себе курсистку и долго, страстно ее целует, пока прохожий не скрывается из виду.
КУРСИСТКА (стараясь отдышаться). А я думала, вы меня совсем забыли!
СТУДЕНТ. Боже, Надин, забыть тебя, ту ночь в Летнем саду! Мы тотчас едем на Крестовский…
КУРСИСТКА. Меня ждут товарищи. Сначала – дело. Потом, потом…
СТУДЕНТ. Нет, сейчас!
Снова обнимает курсистку. Слышны голоса. Мелькают тени, свет. Студент выхватывает револьвер, курсистка – дамский браунинг.
КУРСИСТКА. Жандармы!
СТУДЕНТ. Беги, я их отвлеку! Жду тебя на Крестовском! Спросишь квартиру провизора, напротив мелочной лавки. Я архисоскучился!
КУРСИСТКА. Я приду, Вольдемар, непременно приду…
Затемнение. Всполохи света, полицейские свистки и выстрелы.
Первое действие
Явление первое
Прошло больше ста лет.
Загородный дом, возможно, на Рублевке. Зал с камином. В глубине видны прихожая и двери в комнаты. Лестница ведет на второй этаж, и там тоже комнаты. Массивный бар из красного дерева закрыт на висячий замок. В инвалидном кресле спит, храпя, мощный старик со звездой Героя Социалистического Труда на душегрейке, ноги в валенках. Рядом, на стуле, молодая женщина, с карандашом читающая журнал «Вопросы истории». Прервав занятия, она прислушивается к дыханию деда, щупает пульс и снова углубляется в журнал. Вдруг ветеран всхрапывает и, проснувшись, озирается..
БАРАБАШ. Где я?
ОКСАНА. Дома, в «Супервиллидже».
БАРАБАШ. Уф, приснится же такое!
ОКСАНА (закрывая журнал). И что же вам приснилось?
БАРАБАШ. Двадцать пятый съезд партии. Я, значит, докладываю о трудовых победах, а потом поворачиваюсь к Брежневу и говорю: «Леня…»
ОКСАНА (с иронией). Прямо так, Петр Лукич, и сказали: «Леня»?
БАРАБАШ. А что? Я его еще по Малой земле знаю.
ОКСАНА (с обидой). Скажите, зачем… ну зачем? Старый человек, а так врете!
БАРАБАШ. Я никогда не вру.
ОКСАНА. Никогда? Как не стыдно! Бои на Малой земле шли с февраля по сентябрь 1943-го. Если вы в них участвовали, вам должно быть сейчас хорошо за девяносто. А вам всего-то восемьдесят с хвостиком.
БАРАБАШ. С хвостиком? Кто тебе это сказал?
ОКСАНА. Вы, Петр Лукич, и сказали.
БАРАБАШ (смущаясь). Ну да, сказал… Это вам, бабам, свой дамский стаж лет до шестидесяти приходится скрывать, а после вам наплевать. Нам, мужикам, наплевать до шестидесяти, а потом надо примолаживаться.
ОКСАНА. Зачем?
БАРАБАШ. Для женского интереса.
ОКСАНА. И врать?
БАРАБАШ. Раньше это называли «корректировать контрольные показатели».
ОКСАНА. Вам-то зачем корректировать?
БАРАБАШ. Оксана, ты подумала над моим предложением? Я не шучу!
ОКСАНА (пожав плечами). И что же вы там Брежневу сказали, Петр Лукич?
БАРАБАШ. Сказал: так, мол, и так, дорогой Леня, мы с тобой немца одолели, страну из разрухи подняли, целину вспахали, в космос слетали, Олимпиаду провели… Пора и на покой! Пусть молодежь порулит. Стар ты стал, Леня, суперстар! Еле челюстью ворочаешь империалистам на смех.
ОКСАНА (удивленно). А он?
БАРАБАШ. Заплакал. И тут началось!
ОКСАНА.