Географическое пространство Постмодерна – это семиотическое пространство, воспринимаемое по преимуществу топологически. Топика образно-географического пространства определяет семиозис мирового развития. Географические образы приравнены к иконическим знакам. Знаковый иконизм географических образов заключается в их необходимой визуальности, фреймовости, сценарности; отсюда представление о мире как «колоде» образно-географических карт. Мир Постмодерна не центрирован, однако любое место есть граница, прежде всего телесная. Геосфера Постмодерна целиком самоописывается и саморегулируется, подобно центру классического культурного пространства Модерна[328]. Мир Постмодерна повсеместно пограничен и эксцентричен. Постмодерн использует здесь достижения Модерна – возникновение самой идеи и практики границы, разделение внешнего и внутреннего, однако использует их по-своему. В мире Постмодерна пограничность и эксцентричность означают максимальную подвижность, текучесть, постоянный дрейф границ; внешнее постоянно перетекает во внутреннее и наоборот. Пространство и время в нем практически не разделимы. Центры и границы совмещаются, сосуществуют, соединяя принципиально различные пространственные характеристики. Постмодерн осуществляет повсеместность в буквальном смысле.
Географические образы Посмодерна могут «тасоваться», как колода карт; ход «тасования» определяет контуры его мира. Предтеча постмодернизма аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес в рассказе «Тлён, Укбар, Орбис Терциус» описал процесс создания энциклопедии вымышленной страны, который постепенно должен оказать влияние на конфигурацию и содержание реального мира. Задача состояла в том, чтобы «… изобразить мир, который бы не был слишком уж несовместим с миром реальным. Рассеивание предметов из Тлёна по разным странам, видимо, должно было завершить этот план…»[329]. Мир вымышленного Тлёна – это мир Постмодерна. Основой его геометрии является не точка, а поверхность; перемещаясь, человек меняет окружающие его формы автоматически. Утеря предметов ведет к появлению вторичных, уже найденных, предметов («хрёниров»), формы которых более соответствуют ожиданиям их нашедшего. Образуется череда «хрёниров», меняющих своими