Оснований подозревать канцлера было хоть отбавляй. Я никогда ему особенно не нравился, и он был против нашего с Катариной брака. А то, что я уселся на московский трон, совершенно не добавило симпатий с его стороны. Так что если бы я свернул себе шею где-нибудь в русских снегах, граф Оксеншерна совершенно не расстроился бы по этому поводу. А если учесть, что мой маленький сын остался бы единственным наследником Мекленбурга – пожалуй, и обрадовался.
Еще одним документом в сумке Петерсена было письмо от герцогини Вольфенбюттельской. Матушка тоже подозревала шведов в нечистой игре, правда, по другому поводу, и постаралась меня предупредить.
«Мой дорогой Иоганн Альбрехт, – писала она, – я знаю, что вы, став русским царем, сменили имя, однако позвольте вашей старой матери именовать вас по-прежнему, тем более что срок, отпущенный мне Создателем, подходит к концу. Увы, я с каждым днем чувствую себя все хуже, и возможно, что, когда вы получите это письмо, меня уже не будет в живых. Однако, пока мои силы не иссякли, а разум ясен, я хотела бы сообщить о некоторых обстоятельствах, имеющих касательство к вашему царскому величеству. Несмотря на то что вы давно не появлялись в вашем княжестве, а возможно, как раз поэтому, оно процветает. Ваша супруга, принцесса Катарина Шведская, ведет дела твердо и с разумной рачительностью, и с этой стороны ее совершенно не в чем упрекнуть. Тем не менее ваша затянувшаяся разлука вселяет в мое сердце определенное беспокойство. Но когда я поделилась этим беспокойством с ней, она открыла мне весьма странные обстоятельства, каковыми я спешу с вами поделиться.
Дело в том, что король Густав Адольф изъявил непременное желание жениться на известной вам графине Браге. Разумеется, его мать, королева Кристина, и риксдаг совершенно не поддерживают его величество в этом безумии и твердо дали понять, что подобный мезальянс может пагубно отразиться на правах на престол для потомства от этого брака, подобно тому, как это случилось с наследниками короля Эрика[27]. Однако король Густав Адольф не внял этим предупреждениям и заявил, что в таком случае объявит своим наследником вашего сына, для каковой цели даровал ему титул герцога Вестгётландского.
Похоже, что этот прожект произвел на вашу супругу весьма сильное впечатление. И ее нежелание переезжать в Москву связано не столько с питаемыми ею религиозными чувствами, а с надеждой видеть вашего сына наследником шведской короны, а впоследствии и королем. Я, как могла, пыталась указать принцессе на шаткость подобных надежд и возможные печальные перспективы потери уже имеющейся короны, но она оказалась глуха к моим словам. Зная ее как в высшей степени благоразумную даму, я была весьма удивлена подобной недальновидностью, столь несвойственной ей ранее, и склонна приписывать это воздействию небезызвестного вам епископа Глюка. Да простит меня Всеблагой Господь, на суд которого я скоро отправлюсь, но этот священнослужитель