Эмма подошла к стоявшей у стены и застеленной одеялом кровати и взобралась на нее, чтобы получше рассмотреть карты.
– Иногда я вспоминаю, что тебе всего шестнадцать, – сказала она. – Ну, то есть на самом деле шестнадцать. У меня от этого голова пополам раскалывается.
И она с удивлением посмотрела на меня.
– Почему ты это сказала?
– Не знаю. Это просто странно. Ты не выглядишь всего на шестнадцать.
– А ты не выглядишь на девяносто восемь.
– Мне всего восемьдесят восемь!
– Ладно. На восемьдесят восемь ты выглядишь.
Она засмеялась и покачала головой, потом снова посмотрела на стену.
– Иди сюда, – сказал я. – Потанцуй со мной.
Она, кажется, не услышала – как раз дошла до самой старой части экспозиции, которую мы сделали еще с дедушкой, когда мне было лет восемь или девять. Все карты здесь были нарисованы – на чем попало, от миллиметровки до картона. Множество летних дней мы с ним провели за этим занятием: изобретали картографические символы, изображали странных созданий на полях, а бывало, что и переделывали вполне реальные ландшафты, рисуя поверх свои собственные, выдуманные. Когда до меня дошло, на что она смотрит, мое сердце упало.
– Это же почерк Эйба? – спросила она.
– Мы вместе делали разные штуки. Он был моим лучшим другом.
– Моим тоже, – кивнула она.
Ее палец скользнул по написанным им словам – озеро Окичоби, – а потом она отвернулась и слезла с кровати.
– Но это было очень давно.
Она подошла ко мне, взяла меня за обе руки и уткнулась мне головой в плечо. Мы начали мерно раскачиваться под музыку.
– Прости, – сказала она. – Это застало меня немножко врасплох.
– Все в порядке. Вы так долго были вместе. А теперь ты здесь…
Я почувствовал, как она качает головой. Только не испорть все. Ее руки выскользнули из моих и обвились вокруг моего пояса. Я прислонился щекой к ее лбу.
– Ты до сих пор иногда представляешь, что ты где-то еще? – спросила она.
– Больше нет, – ответил я. – Впервые за очень долгое время я счастлив там, где я есть.
– Я тоже, – сказала она и подняла лицо ко мне, и я ее поцеловал.
Мы танцевали и целовались, пока песня не кончилась и комната не наполнилась тихим шипением, а потом еще немного – потому что были не готовы оборвать мгновение. Я пытался забыть, какой странный оборот приняли события и каково мне было, когда она упомянула дедушку. Она переживала что-то такое внутри себя, и это было совершенно естественно – даже если я и не мог понять, что. Сейчас, сказал я себе, важно только одно: мы вместе и в безопасности. Сейчас этого вполне достаточно. Большего у нас никогда еще не было. Никакие часы теперь не отсчитывали время до того, как Эмма увянет и рассыплется в прах. Никакие бомбардировщики не обращали мир вокруг в пламя. Никакие пустóты не поджидали за дверью. Я не знал, что готовит нам будущее, но сейчас нам было достаточно просто верить, что оно у нас есть. Снизу раздался голос