– Что скажешь? – спросил приятель.
– Экая скотина был покойник, – сказал я.
– Письма к Арьеву.
– Лучше бы он купил себе словарь.
– А зачем? Так интереснее. Да послушай соседний абзац:
«Посылаю тебе две копии – во-первых, из хвастовства, а во-вторых (я как-то отвлекся и ушел в сторону) – как материал для твоей обо мне заметки, коя меня заранее радует…» Вот тебе твоя коя трубка и его коя заметка. Вы вообще знакомы были? Ты ему что, чем-то насолил?
К тому времени господин Мольер имел полную возможность убедиться, что слава выглядит совсем не так, как ее обычно себе представляют, а выражается преимущественно в безудержной ругани на всех углах.
– Насолил… – сказал я, скрывая огорчение. – Первым напечатал в «Радуге».
– А. Так тогда понятно, что ж ты хочешь. Ни одно доброе дело не бывает безнаказанным. Про «Радугу» тут тоже есть… в соседнем письме:
«У меня есть ощущение, и даже уверенность, что в СССР скоро начнут печатать эмигрантов… – так, – Я ждал 25 лет, готов ждать еще… – Вот: – Но если да, то возникают (уже возникли, например, в таллиннской „Радуге“) проблемы». Что за проблемы-то?
– Правописание слова «гондон», – сказал я. – Интересно, там даты нет на письме?
– Про «Радугу» – 2-е декабря 88-го года.
– Ощущение и уверенность у него возникли после моего звонка, что мы его в первом номере печатаем.
– Информация – основа интуиции.
– А про трубку?
– Минутку… 13-е мая 89-го.
– Покупатель. Книгу он купил. Библиофил. Эту книгу я ему сам послал.
– Поздравляю, – сказал приятель. – На хрена?
– Да вместе с журналами, где были его рассказы.
– А вот меньше надо выпендриваться и раздаривать свои книги. Он ведь хотел получить напечатанными свои рассказы, а вовсе не твои.
Подобный неожиданный привет из другого измерения может на полчаса подорвать веру в людей, если у кого есть вера в людей. Я вытащил с полки «Не только Бродского» и прочитал: «Михаилу Веллеру с уважением и благодарностью. С. Довлатов. 2/5/89. Нью-Йорк».
Летом в Ленинграде я позвонил Арьеву. Мы не были знакомы. Таким образом, нас познакомил Довлатов. Не могу сказать, с какой целью я звонил. Тем более этого понять не мог Арьев.
– Вы хотите напечатать опровержение? – спросил он.
У меня все-таки хватило ума ответить:
– Упаси меня Боже дискутировать с умершим. Просто я вижу сомнительную ему услугу в публикации этого письма.
– Понимаете, у него иногда было довольно своеобразное чувство юмора, – объяснил Арьев мягко. – Здесь содержится такая некая ирония.
– Я