Панч доскакал до края сцены. Неожиданно музыка смолкла, и занавес опустился, скрыв остальных кукол. Панч сделал еще несколько неуверенных шагов и остановился. На сцене возникла новая кукла – мрачная фигура в черном капюшоне толкала перед собой виселицу.
– Палач Джек! – воскликнул Панч.
– Да, Палач Джек, – ответил вновь прибывший, – или Мистер Гребл, или Грайлиз Рипэ. Не важно, как ты назовешь меня, Панч. Я пришел, чтобы казнить тебя именем Закона.
Голова Хорребина высунулась на миг из-за кулис.
– Подумай, как ты можешь его убить, – сказал он и исчез.
Панч захлопал в ладоши. Затем, заговаривая ему зубы и придумывая разные ухищрения, заставил Палача Джека самого сунуть голову в петлю, якобы только затем, чтобы тот показал Панчу, как это делается. Панч затянул петлю, вздернув Джека в воздух – ноги куклы дергались как-то особенно правдоподобно. Панч засмеялся и обернулся к публике, широко раскинув руки.
– Ура! – выкрикнул он. – Теперь Смерти нет, и все мы можем делать все, что захотим!
Занавес позади него снова распахнулся, и грянула бравурная музыка. Все куклы пустились в пляс вокруг виселицы – Панч рука об руку с призраком Джуди. Двое мальчишек и старый бродяга, недовольно бормоча, отправились восвояси.
Панч с призраком Джуди танцевали у самого края сцены. Занавес снова опустился, музыка смолкла – они остались одни.
– Леди и джентльмены, – пропищал Панч, – вы смотрели Новое, исправленное Представление Панча.
Панч медленно обвел взглядом публику, сократившуюся в числе до двоих старых бездельников, троих мальчишек и Дойля. Затем, исполнив несколько па, он непристойно ущипнул привидение.
– Хорребин – ваш покорный слуга, готовый оказать вам парочку добрых услуг, – сказал он. – И те из вас, кого это интересует, могут поговорить со мной за сценой.
Он бросил на Дойля пристальный взгляд, странно многозначительный, если учесть, что глаза стеклянные. Тут как раз опустился внешний занавес. Представление закончилось.
Старик и мальчик обошли вместе с Дойлем вокруг тесного балагана. Панч появился над занавесом и призывно помахал рукой.
– Мои почитатели! – взвизгнул он. – Все в сборе – и лорд Иностранец тут как тут.
Чувствуя себя идиотом, Дойль стоял около явно слабоумного мальчика; тем временем старик протискивался в балаган. Очередь, как в конфессионал в Страстную пятницу, хмуро подумал он. Сходство усиливали приглушенные вопросы и ответы, доносившиеся изнутри.
Дойль скоро обнаружил, что некоторые прохожие странно на него посматривают. Хорошо одетый господин вел за руку ребенка – он посмотрел на Дойля, и во взгляде его читалась жалость пополам с брезгливостью. Бодрый старик уставился на него с откровенным сожалением. На это можно было не обращать внимания, но Дойля встревожило, что и полицейский так пристально его рассматривает, словно вот-вот арестует. Дойль представил, как выглядят потрескавшиеся