– Для пробирки вы чересчур хороши.
– Правда? Это комплимент? Вообще, думала, покорять мужчину могут только восхищалки и обожалки. «Ах, какой вы непонятый! Ах, какой вы необласканный». А вас кто бы мог покорить? Загадочная? Печальная?
– Многодетная, – засмеялся я.
– Осторожней, – предупредила она, сжимая мой локоть. – Нам уже близко. – И я услышал её шёпот: – Скажу потом!
Коридор, выстланный вначале паркетом, потом мрамором, потом узорной плиткой, сменился утоптанной и посыпанной песком глиной. Стены пошли бревенчатые. Да и Лорин строгий костюм превратился в красный сарафан, а под ним засветилась белейшая, разукрашенная вышивкой, кофточка. Надо ли сообщать про сафьяновые сапожки?
– Неплохо, а? – спросила она о своем наряде.
– Ещё бы, – восхитился я. – Все бы так наряжались.
– Никто и не запрещает. Смотрю хронику о Москве, женщины там сплошь все в штанах. Будто их на сельхозработы гонят. Да ещё и курят. Хамки, халды, лахудры, больше никто. Оторвы, в общем.
Я вздохнул и пожал плечами.
– А здесь, – показала Лора на стальную дверь, – живут наши колдовки, фобии.
– Кто-кто?
– Колдуньи, фобии. Впервые слышите? «Фобия» по-русски – ненависть. Зовут их Ксеня и Руся. Ксеня Фобия и Руся Фобия. Имя и фамилия. Жрут только мясо и исключительно с кровью. Отожрутся, отоспятся и опять на работу. Возвращаются – и жрать, жрать. Как мясорубки жрут. Стервы такие. По-любому сто пудов. Или не так? – Не дожидаясь ответа, да я бы и не знал, как ответить, Лора оглянулась, приблизила свою голову к моей и прошептала на ухо, я даже почувствовал, как шевелились её тёплые губы: – Он не Николай Иванович, это такой клеветун. – И отшатнулась, громко сказав: – Ну-с, мы у цели. Вам сюда.
А для меня открылась заскрипевшая дверь в темную келью. Зрелище, как сказала бы нынешняя молодёжь, было неслабое. В центре кельи стоял просторный чёрный гроб, покрытый плотной чёрной тканью, исписанной золотыми буквами славянской вязи. Стоял около гроба огромный мужичина в рясе, в монашеском куколе, тоже исписанном. Я даже, честно сказать, растерялся: подходить ли под благословение? Перекрестился на передний угол.
– Ушел я из монастыря, – смиренно произнес старец. – Дымно там, смутно, закопчёно. Звон есть, а молитва на ветер. Показуха одна для архиереев. Мне подавай келью. Да чтоб гроб из целикового дерева. – Он пристукнул по крышке гроба. – Ложись, примерь. Хватит духу?
– Думаю, у меня свой будет со временем, – так же смиренно ответил я.
– Всё взрывается, – закричал старец, – всё горит, всё затапливается, низвергается и