– Тогда, если опасность придет сзади, крикни громко: «Муж мой!» Нет, вот так: «Муж мой!»
Он рассмеялся, когда она повторила незнакомое английское слово, ущипнул ее за щеку и вернулся в круг. Медведь превосходил его не только ростом, у него и руки были длиннее, и нож длиннее на добрых два дюйма. Бирюку Маккензи случалось и прежде смотреть в глаза противнику, и он сразу понял, что перед ним настоящий мужчина, однако, весь ожил при виде сверкнувшей стали, и, послушная зову предков, кровь быстрей побежала в его жилах.
Снова и снова противник отбрасывал его то к самому костру, то в глубокий снег, но снова и снова, шаг за шагом, как опытный боксер, Маккензи отжимал его к центру. Никто не крикнул ему ни единого слова одобрения, тогда как его соперника подбадривали похвалами, советовали, предостерегали. Но Маккензи только крепче стискивал зубы, когда со звоном сталкивались лезвия ножей, и нападал или отступал с хладнокровием, которое рождается из сознания своей силы. Сперва он ощущал невольную симпатию к врагу, но это чувство исчезло перед инстинктом самосохранения, который, в свою очередь, уступил место жажде убийства. Десять тысяч лет цивилизации слетели с Маккензи как шелуха, и он стал просто пещерным жителем, сражающимся из-за самки.
Дважды он достал Медведя ножом и ускользнул невредимый, но на третий раз, чтобы избежать удара, ему пришлось схватиться с Медведем вплотную – каждый свободной рукой стиснул руку другого, вооруженную ножом. И тут Маккензи почувствовал всю ужасающую силу соперника. Мышцы его мучительно свело, все связки и сухожилия готовы были лопнуть от напряжения… а лезвие русской стали все ближе, ближе… Он попытался оторваться от противника, но только ослабил свою позицию. Кольцо людей в меховых одеждах сомкнулось теснее – никто не сомневался, что близок последний удар, и всем не терпелось его увидеть, – но приемом опытного борца Маккензи откачнулся в сторону и ударил противника головой. Медведь невольно попятился, потерял равновесие. Маккензи мгновенно воспользовался этим и, всей тяжестью обрушившись на Медведя, отшвырнул его за круг зрителей, в глубокий неутоптанный снег. Медведь с трудом выбрался оттуда и ринулся на Маккензи.
– О, муж мой! – зазвенел голос Заринки, предупреждая о близкой опасности.
Загудела тетива, но Маккензи уже успел пригнуться и стрела с костяным наконечником, пролетев над ним, вонзилась в грудь Медведю. Тот рухнул, подминая под себя противника, но секунду спустя Маккензи был уже на ногах. Медведь лежал без движения, но по ту сторону костра шаман готовился пустить вторую стрелу.
Маккензи схватил тяжелый нож за конец лезвия, коротко им взмахнул, и, сверкнув, как молния,