– Я понимаю, – продолжает папа, – это будет нелегкое решение. Но, поверь мне, оно единственно правильное. Гоше самому будет легче, если он будет отвечать только за себя, а не за всех, кто в этот момент случайно оказался рядом.
Это не мой папа, говорит себе Марина. Мой папа никогда бы так не сказал. Мой папа читал мне книжки о смелых людях, рассказывал сказки о бесстаршных героях, учил не бояться и не отступать – он не может советовать бросить Гошу.
– Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас, – говорит папа, – но придет время, и ты поблагодаришь меня за этот совет.
Марина молчит, ничего не отвечает.
Папа вздыхает и медленно встает. Он идет по коридору к ванной, Марина смотрит вслед, вспоминает, как они когда-то играли с Люси, и впервые понимает: не только кошки стареют, не только дети растут – взрослые тоже меняются.
На пороге ванной папа оборачивается:
– Кстати, если тебе интересно: Гошину маму приборы не находят. Но это, как я уже говорил, ничего не значит.
Марина кивает.
– Спасибо, – говорит она, – я поняла.
Марина произносит эти слова уверенно: и в самом деле – этой ночью она поняла что-то очень важное. Вряд ли – про Гошину маму. Может быть – про папу, может быть – про себя.
Гоша открывает дверцу шкафа и замирает.
Когда он был маленький, он любил здесь прятаться. Он зарывался в мамины вещи, тихонько закрывал дверь и ждал, пока его начнут искать. Взрослые бегали по квартире, кричали: Геогрий! Гоша! Ты где? – а он лежал, вдыхая запах маминой одежды, и ждал, пока, наконец, на распахнется дверь, и тогда уже можно будет выскочить с криком, колесом пройтись по квартире, вознаградить себя за долгие минуты неподвижности.
Сейчас ему кажется: мама играет с ним в такую же игру. Она спряталась где-то – и теперь уже он, Гоша, должен ее отыскать.
Марина сказала: секретный прибор не находит Гошину маму среди мертвых. Она также сказала, что это ничего не значит, – но Гоша убежден: если бы мама случайно погибла, она бы обязательно вышла на связь. Значит, ее исчезновение – часть какого-то большого и сложного плана, который он, Гоша, должен разгадать.
Благодаря Марине он узнал, что такое практическая этнография, – и, как ему казалось, мог наконец-то поговорить с отцом в открытую. Гоша злился на него: почему его заставляют разгадывать загадки, почему нельзя было сразу все рассказать? А если бы Маринин папа работал где-нибудь в другом месте – как бы тогда Гоша обо всем узнал?
Гошин папа сидел в глубоком кресле перед телевизором. Кажется, он дремал – во всяком случае, когда Гоша вошел в комнату, глаза его были закрыты.
– Я знаю, чем вы с мамой занимались, – сказал Гоша. – В древних легендах вы искали указания на то, как можно тайком перейти Границу, как можно посещать Заграничье так, чтобы об этом никто не знал.
Папа рассмеялся.
– Глупость, – сказал он, – какая чудовищная глупость!