– Конечно, военных, дворян? – горько усмехнулся Раабен.
– О да, – кивнула Аносова, – некоторые из них были в форме. Да-да, в форме. Они, знаете ли, отбирали вещи и деньги у этих… зарвавшихся красных мещан, и их поймали, увы! Вы петербуржец, чувствую по вашему выговору. Надолго в первопрестольную?
– Проездом, мадам. К сожалению, вокруг так небезопасно, а мне предстоит долгий путь. Понимаете?
– Так вы… – Она приложила палец к губам и сказала шепотом: – Понимаю, понимаю, молчу. Не угодно ли ко мне? Правда, мне нечем угостить. Впрочем, у Василия, кажется, есть это… как ее… с дурным запахом.
– Самогон, – подсказал Раабен.
– Именно! – обрадовалась Аносова. – Так не желаете ли?
– Сочту за честь, мадам.
– Меня зовут Нэлли Ивановна, – улыбнулась старуха.
– Евгений Климентьевич, – поклонился Раабен.
Она жила совсем рядом, на Никольской. Дом был в стиле модерн, в пять этажей. Аносова толкнула парадную дверь, она поддалась с трудом, скрипя. Из верхней филенки вывалились остатки стекла, нижние словно и родились без стекол. Старуха зло пнула осколок, и он со звоном врезался в ступеньку лестницы.
– Вот, не угодно ли? По утрам в этих дырах так страшно завывает ветер, когда это только кончится? Господи… – она торопливо перекрестилась.
На лестничной площадке валялись грязные тряпки и обгорелые бумаги.
– Анархия, – развела руками Аносова. – Мы с мужем продали наше имение в Туле, знаете, там в Епифанском уезде есть село Буйцы. Может, изволили слышать?
– Сожалею. Не довелось.
– Ну, не суть, – поморщилась она. – Мы имение продали, а этот доходный дом купили. – Она обвела глазами мраморную лестницу. – Думали, сами поживем и других облагодетельствуем. Так нет же! Революция, изволите ли видеть. Ну и в позапрошлый год моего Егора сгноили в тюрьме!
– За что же?
– Какая-то еврейка стреляла в ихнего Ленина. Так, верите ли, они объявили красный террор.
– Какой? – изумился Раабен.
– Красный, – повторила она. – Так говорили между собой комиссары при аресте несчастного Егора Францевича. Я слышала собственными ушами. – Она приложила к глазам мятый платочек. – А теперь мой дом экпроприировали… И я живу вместе с дворником, в его каморке. Прошу. – Она распахнула двери квартиры и крикнула: – Василий, голубчик, выйди, у нас гость.
– Дворник? – вопросительно взметнул брови Раабен. – Но-о-о… Как же так… Удобно ли мне?
– А вы предпочитаете чекиста? – кольнула его сузившимися зрачками Аносова. – Знаете, что я вам скажу? На мой вкус старорежимный дворник куда как лучше советского «товарища». Верьте мне на слово!
– А-ах, мадам, – поморщился Раабен. Его совсем не привлекало пить с дворником. Но в конце концов она была хозяйкой и могла делать, что хотела. Да и время теперь черт те какое… Он передернул плечами и добавил: –