Все стихло, и через минуту – хохот:
– Ну, как ты?!
– Ступеньки же сгнили в пазах!
Потом грохнуло по крыше и покатилось. И снова прогрохотало в других местах – бойцы, вероятно, решили взбираться снаружи, и это гремели их кошки, брошенные снизу.
Над головой, пыхтя, поднялся наверх один из них и пошел, хрустя жестью. Остальные, как видно, приближались с других сторон, ворчали:
– Давай – и всё тут.
– Баран упрямый.
– Они там все такие, в УВД… Вот я наступил, и след мой видно, а больше здесь никаких следов.
– Точно…
Выходит, спецназ. Отряд мобильный особого назначения… Вот так встреча… Омоновцы – было слышно – перелезли с крыши на колокольню.
– Отдохнем, а потом спустимся. Нечего там делать.
– Естественно…
Запах дыма достигал ниши.
– Нормальное преступление – и на тебе, войсковая операция. Что-то тут не то. Может, учения?
Раздалась сирена. Командир внизу приказал строиться.
– Никак не уймется…
Бойцы, гремя ступенями, стали спускаться.
– Смирно! Равнение на середину! Товарищ подполковник, в результате проведенной операции бежавший преступник не обнаружен… Нельма сбежала… У нее течка…
– Поставьте пост наблюдения из двух человек. Остальных в лагерь…
***
Михалыч торчал в щели, не зная, что предпринять, – было жарко и душно. Именно в таких условиях происходит мумизация трупа. Погибнув от голода, человек начинает сохнуть. Возникает мумия. Церковь могут снова отреставрировать и закрыть. В таком виде она простоит века. Потом ее всё же снесут… Либо она свалится в яр… При этом выпадет из укрытия легкая и страшная мумия. Здесь уже приходилось застревать подростком, но тогда спасла чрезмерная худоба.
Он уперся стопами в пазы между бревен, дернулся кверху и сразу застрял: обувь скользила, а грудь упиралась в сруб. Если подниматься, то лишь на выдохе, когда объем груди уменьшается.
Обшивка трещала. Михалыч божился, что в следующий раз, прежде чем совершить подобный поступок, обязательно просчитает все его варианты и учтет все последствия.
Измочаленный, с забитыми пылью ноздрями и курткой в руке, под конец перевалил он через верхнее бревно.
Омоновцы тут же забеспокоились:
– Кто там?!
– Да ладно тебе! Это здание от жары трещит!
Именно! От нагрева! Кожемякин лежал на иссохших досках и приходил в себя. Дышалось легко. Тянуло ветерком. Слава богу. Только не надо в следующий раз совать голову куда попало – она у человека одна, она еще пригодится.
Саднило спину. Он снял рубашку и осмотрел: обильной крови не видно – старинные гвозди лишь слегка спустили кожу. Такое бывает… И пройдет незаметно…
Внизу вновь заговорили: произошла смена караула. Кожемякин лежал теперь на площадке для звонаря, под оконным проемом, прижавшись спиной к стене. Дерево было теплым, спокойным. Отсюда виднелись макушки леса на Бариновой горе.
Смеркалось.