их в один ряд с пенсионерами, беременными и больными. Вскоре пропал и он. Теперь философ окончательно обосновался на краю пустыря за рынком. Привычка к одиночеству так и не вернулась. Сначала он искал себе компаньона, все же вдвоем легче, но в конце концов убедил себя, что двух одинаковых людей быть не может, и в качестве альтернативы подобрал старого пса из собачьей стаи, что жила тут же на пустыре, и стал читать выдержки из своего трактата уже ему. Добившись маломальской стабильности, он вновь вплотную продолжил свои изыскания. Кроме того, в свободное от забот время, которое, как ни странно, находилось, он проводил на берегу залива, говоря об этом месте как о по-настоящему необходимом. Именно здесь он и выдумал так называемую Счастливую чайку как визуальный образ достижения нужной степени ясности, что по его же мнению должно было поставить последнюю точку в его поисках и прекратить его физическую жизнь, так как после этого она уже не имела никакого смысла и несла только падение, ведь если ты не следуешь своим путем, ты неизбежно катишься по чужому. К тому же с тем как человек, избравший свое предназначение, при условии веры в таковое, приходит к его логическому окончанию и не имеет сил принять для себя нечто новое и не меньшее по силе выполненного, он обязательно должен расстаться с жизнью, но только в естественном контексте собственной философии, для которой самоубийство не подходит совершенно, просто оттого что это искусственный процесс. «Философ, как и поэт – живет до тех пор, пока действует, а коль уж бросил, то сама Муза прикончит его как опасного свидетеля, не позволив ступить на землю», – говорил он.
Счастливая чайка описывалась им как совершенно белый альбатрос, что является большой редкостью в этих широтах. А по прошествии трех дней после встречи с ней все закончится. Его звали Велесов Всеволод Михайлович.
Все оставшееся время этого дня девушка время от времени отмечала заметно изменившийся ход своих мыслей, зачем-то делясь этим с путейцем. А уже ночью в ожидании сна беспокойно вертелась, часто поднималась и, по полчаса всматриваясь в играющий светом углей из печи угол комнаты, иногда еле слышно повторяла: «Счастливая чайка, Счастливая чайка…»
Шаг в сторону
В утренней заре засвистел электропоезд, солнце царапало морозными лучами по покрытой шифером крыше, шпалы глухо потрескивали. Из-за забора промышленной зоны слышались щелчки и хруст замков да покашливания полусонного сторожа, отпирающего двери.
Путеец, проснувшись, сразу взялся разбирать закупленный накануне реквизит, раскладывая его по пакетам, придерживаясь одному ему известном принципу. Быстро закончив и сложив пакеты под кровать, вскользь оглядел пустую комнату и вышел в прихожую. Только распахнув входную дверь, уставился в спину девушки, неподвижно стоящей у дерева:
– Что, грустно или скучно? – тихо произнес он.
Девушка, не оборачиваясь, негромко пробормотала:
– Нет, не то и не другое, просто вышла подышать…
– Ясно.
