4.
Подошло время обеда. Поток просителей иссяк. Женский и его ассистент Ворменталь накрыли стол. Наслаждаться трапезой они предпочитали в лаборатории. В общую столовую никогда не ходили.
– Ни в каком случае, – говорил Филипп Филиппович. – В рот ничего не возьму в этом буфете. Брынза не бывает зелёного цвета, ей полагается быть белой. А чай? Ведь это же помои. Я своими глазами видел, как какая-то неопрятная девушка подливала из ведра в самовар сырую воду, а чай между тем продолжали разливать. Так невозможно.
Ворменталь принёс хамон, пармезан и бутылку калифорнийского Пино. Женский протёр белой салфеткой бокал и протянул его коллеге.
– Сперва налейте. Так-так, – сказал он, – глотните, а теперь немедленно пармезан. Ну что? Это разве плохо?
– Это бесподобно, – искренне ответил ассистент.
– И почему мы должны закрывать границу и везти это через чёрный ход?
– Антипатриотичные вещи говорите, Филипп Филиппович.
– Вот это слово я совершенно не в состоянии понять. Воздержитесь от его употребления. Это – мираж, дым, фикция. Что такое этот ваш «антипатриотизм»? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стёкла, потушила все лампы? Да её вовсе не существует. Что вы подразумеваете под этим словом? Если я, посещая уборную, стану, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза, в уборной начнётся антипатриотизм. Следовательно, антипатриотизм не в клозетах, а в головах. Когда эти патриоты кричат «Бей либералов!» – я смеюсь. Клянусь, мне смешно. Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку. И вот, когда они вылупят из себя всякие галлюцинации и займутся чисткой сараев – прямым своим делом, либерализм исчезнет сам собой. Невозможно одновременно подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то сирийских оборванцев. Это никому не удаётся. Тем более людям, которые, отстав в развитии от европейцев лет на двести, до сих пор не совсем уверенно застёгивают собственные штаны.
Ворменталь покачивал головой. Было непонятно: согласен он или нет.
5.
Расправившись с обедом, коллеги перешли в кресла и закурили по сигаре. Филипп Филиппович расслабился. Вопросы политики больше не беспокоили его. Он глядел в окно и любовался московским небом.
– Вы смотрели сериал про жизнь растений на «Дискавери»? Особенно последнюю серию. Представляете, какое влияние на нас имеет, например, виноград или пшеница? Миллионы злаков, они используют нас, чтобы жить. Знаете почему? Человек создан, чтобы его использовали. Человек – такая песочница, в которой все пытаются оставить след. Моя любимая техника, все эти машины и приборы, тоже должны иметь такую возможность. Наступает новая эпоха. Я помогу им. – Он провел взглядом по лаборатории, осматривая своих «питомцев». – За небольшое вознаграждение.
– Но как, Профессор? – недоуменно, недоверчиво, но одновременно с восхищением взглянул на своего начальника Ворменталь.
– Я всё продумал, – оживился Женский. –