Мы опять вылезли к верхнему краю и с любопытством стали наблюдать за действиями вражеской авиации. Те действовали неторопливо. Сначала с рёвом низко пролетели над нами, кроваво сверкнув остеклением кабины, от заходящего солнца, а потом поднявшись на высоту метров в пятьсот, построились в большой круг и ближайшая машина с угрожающим рёвом понеслась к земле и как нам показалось прямо на нас. Мы дружно упали на дно выемки и друг на друга, закрыв в страхе руками головы. Поэтому не видели, как первый самолёт вывалил из своего брюха на позицию противотанкистов кучу мелких осколочных бомб, накрыв там сразу всё и всех. Второй всё это свалил уже на нашу позицию и земля заколотилась в судорожной дрожи, пытаясь выбросить нас из выемки. Я что-то в безумии орал, орал Петька, кто-то из сержантов на высокой визгливой ноте умолял: – Мама…, мама…. забери…. Забери меня отсюда. Мама, я не хочу…
Что он не хотел, мы так и не узнали, потому что визгливые выкрики превратились в один бесконечный вой. Грохот закончился, а на наши спины и головы ещё долго сыпалась поднятая вверх земля и пыль. Грохот разрывов переместился на другую позицию, а на нас надвигался следующий смертоносный смерч от очередного звена бомбардировщиков. Всё опять смешалось в один непереносимый грохот и ужасное ожидание конца.
Я уже потерял счёт заходам бесконечной бомбёжки и ничего не соображал, как вдруг всё закончилось. После чудовищного грохота, наступила такая пронзительная тишина, что удаляющийся гул бомбардировщиков казался мурлыкающей, чарующей музыкой, только пробивалась она как сквозь вату. Не открывая глаз, прислушался к своим ощущениям и к своей нечаянной радости понял – я цел. Но, продолжая лежать, тихо позвал: – Петька…, Петька ты как?
– Хреново, товарищ майор, по-моему меня в ноги ранило… такая тупая боль…, – послышался жалобно-обречённый голос солдата и я встревожено открыл глаза, а быстро оглядевшись, хрипло рассмеялся.
– Хорош умирать, солдат. Мы ещё с тобой повоюем. Это у тебя на ногах пулемёт лежит, а сверху его я. А вот сержанту нашему мамка не помогла… Убило мужика.
Петька до этого неподвижно лежащий на животе, оживился, а когда я слез с него и снял пулемёт, выгнулся и через плечо недоверчиво посмотрел на ноги, потом шустро перевернулся и озабоченно стал ощупывать ноги: – Как ударило, сууукаааа. Я думал – ноги оторвало. Так обидно на хрен…., – ординарец что-то любовно ворковал над своими ногами, гладил их, а я с горечью смотрел на убитого, на спине которого земля смешанная с пылью, обильно пропиталась чёрной кровью
– Сержант, тебя как зовут? – Позвал помкомвзвода, заторможено копошащегося около убитого. Тот поднял голову и непонимающе посмотрел на меня, – Тебя, что контузило?
Помкомвзвода бессильно помотал головой и сплюнул густую слюну: – Нееее…, кажись. Степана жалко. А меня… Увинарий
– Хм, интересное имя, – мимолётно удивился я, но добавив