У огромного деревянного руля стоял привязанный к нему кушаком рулевой. Он держал руль, но не крутил его – в этом не было необходимости: корабль двигался намеченным курсом, и нужно было только следить, чтоб не сбиться с него.
– Заходи, – с этими словами Степана втолкнули в приоткрывшуюся для этого дверь кормовой каюты.
Как сразу же выяснилось, это была каюта Хагена. Разбойничий капитан сидел на кровати с балдахином, занимавшей почти все небольшое пространство. Эта кровать, покрытая грязным бархатным покрывалом красного цвета и с красным же балдахином, украшенным кистями, выглядела чужеродной в захламленной каюте. Поверх покрывала валялись развернутая старая морская карта, подзорная труба и изготовленная из металла большая круглая астролябия.
В углах каюты все оставшееся свободным место занимали несколько сундучков, обитых железом, с висячими замками. На полу в ногах капитана стоял деревянный бочонок, из которого тот периодически наливал темное пиво себе в глиняную кружку.
Увидев Степана, Хаген недобро усмехнулся и тотчас же рявкнул что-то по-шведски. После нескольких повторений Степан догадался, чего хочет разбойник, и это привело его в ужас. Поняв, что пленник не собирается исполнять приказ, Хаген отдал приказание своим морякам, и те принялись молча сдирать со Степана одежду.
Сделать это было нелегко, потому что кафтан застегивался на множество пуговиц сверху донизу, а под ним была еще рубаха с несколькими завязками.
Испугавшись, что бесцеремонные пираты изорвут всю одежду, Степан, наконец, сдался и закричал, что разденется сам.
Он раздевался и сам не верил в происходящее. Зачем капитану это нужно? С какой стати раздевать пленника?
По тому, как Хаген смотрел на Василия и что сказал ему напоследок, Степан уже догадался об извращенных пристрастиях капитана. С этими вещами ему приходилось сталкиваться и раньше. Когда поморы уходили в дальнее плавание на Грумант или далеко на восток, вдоль сибирского берега, и промысел длился долго, кто-то не выдерживал отсутствия женщин. Между крепкими матерыми рыбаками и их более молодыми товарищами иной раз возникали отношения, о которых не принято распространяться. Но это никогда не было связано с насилием: просто в суровых условиях севера и при длительном полном отсутствии женщин люди тянулись друг к другу.
Конечно, все знали, что это – грех: священник в церкви иногда касался в проповеди этой темы, так что позорной слабости стыдились и избегали даже говорить о ней – разве только на исповеди…
Кроме того, Степан никогда не воспринимал себя в качестве объекта мужского вожделения. По опыту он знал, что людей типа Хагена интересуют юноши – тонкие, с нежной кожей – похожие на женщин. Но не Степан же! Он совсем не такой: во-первых, далеко не юноша, а во-вторых с его мускулатурой, с обветренным лицом бывалого помора, с первыми