Все замолчали. Видимо, задумались, каким местом этология стыкуется с магией.
– А вы? Давно служите? – наконец нарушил молчание Лумумба.
– Да с месяц, наверное, – старик, скривившись, помассировал поясницу. – И если в скором времени перемен не будет, как есть все кости выстужу. Верхние ветра – не чета поземельным. Иной раз так дунет, душа в теле еле держится. Чертов Душегубец… – он передал пустую чашку коту и тот мигом её наполнил. Чай, кстати, был индийский, байховый. Такой и в Москве не вдруг купишь. – Таланты у меня не совсем в боевой области лежат, – продолжил дед Агасфер. – Раньше-то я при порте служил, на таможне. Суда на контрабанду проверял… Но пришлось мобилизоваться, учитывая прошлый, до Распыления, военный опыт. Пехота – матушка пехота… – глаза его мечтательно затуманились.
– А что случилось в городе? – спросил я. Подумал: может, таким образом и об убийстве Игоря разузнать удасться…
– Серийный убийца случился, – вместо него ответил кот, шумно отхлебнув из блюдца. – Вот Сварог и ярится. Дружина три месяца под ружьем, маги нервное истощение в вине топят… Сыщики доморощенные.
– Сварог своё дело знает, – одернул кота дед Агасфер. – За то время, что облава идет, десятка два малин накрыли. Почитай, всех воров да разбойников извели.
– Главный-то упырь на свободе, – не сдавался кот. – На той неделе свежий труп был.
– Труп? – как бы невзначай уточнил Лумумба, намазывая медом булочку.
– Да и не труп вовсе, а так… недоразумение сплошное, – махнул рукой дед. – Кусочек уха, клок волос… Ну, и кровищи ведра три. Почерк у него такой: на всех местах преступлений – только кусочки. В одном тереме даже отрезанная коса нашлась.
– Это где дочка купца Толстопузова пропала? – уточнил кот. Агасфер кивнул, а кот непочтительно фыркнул. – Пусть на Веселой улице поспрашивают.
– Что ты мелешь, рыжий? – насторожился дед.
– А то, что жадничать меньше надо. Дуньку Толстопузову проезжий немец свел. Косу отрезал, да в свиной крови вымочил, чтобы на Душегубца похоже было. Дурища по воле папеньки, в девках засиделась, выгодного жениха дожидаючись. Вот и бросилась на шею первому, кто пальцем поманил. Немец ею натешился да и продал в веселый дом. Хорошие деньги взял: купцова дочка налитая да гладенькая, на чистом сливочном масле воспитанная… Не чета приблудным кошкам с торговых кораблей.
Дед ухватил кота за ухо. Раздался звериный мяв.
– Ах ты паскуда! Ты почему об том, что знаешь, раньше не сказывал?
– А кто меня спрашивает? – кот вырвался и уполз под стол. – Моё дело маленькое: хозяйке угождать, да ушки на макушке востро держать!
Машка сунула ему под скатерть кусок пирога.
Возникла неловкая пауза. Было только слышно, как птица Гамаюн возится на печи, негромко лязгая железными перышками, да на стене отсчитывают секунды ходики. Часы, кстати, были прелюбопытные: над циферблатом у них были настоящие живые глаза, которые внимательно