Тонкий запах жженного пороха казался приятным, даже головокружительно сладким. Парень, крутанув на тонком пальце оружие, спрятал его в карман, отодвинув правую половину черного пальто. Его не волновало, была ли смерть быстрой или мучительной, он лишь знал, что поступает правильно, что правда на его стороне. Тихими широкими шагами он ушел от этого дрянного места подальше. Не хотелось вспоминать умоляющие вопли подонка и его гнусные обещания сделать всё так, как Константин того хочет. Придурок и не подозревал, что его подставили. Но он всё понял и лишь помог ситуации не стать двусмысленной, пристрелив этого длинноязыкого и глупого болвана.
Он направил длинные пальцы в левый рукав, сделал вид, что поправляет манжет, и снова запустил руку в карман, на этот раз карман пальто. Вытащив оттуда белую пачку сигарет, ударил по ней два раза с разных сторон – аккуратная сигарета послушно выглянула наружу. Взяв её двумя пальцами, Константин поднес к губам привычную коже бумагу, таящую в себе различные «травы». Зажигать её почему-то не хотелось, он шел поперек улицы, не глядя на прохожих и слабо зажимая сигарету, которая, казалось, скоро выпадет. Он думал, что сегодня обязательно будет дождь, холодный и противный, как тот безмозглый дурак, лежащий сейчас бездыханным в глубине дворов, потому надел любимое пальто, расставаться с которым он не желал даже под страхом смерти. Черное, длинное, оно точно подчеркивало его широкие плечи, хорошо сложенное тело и делало хозяина серьезным, даже строгим. Оно было чуть ли не его достоянием.
Всё же, повертев в руке зажигалку, он раскрыл её резким движением, чиркнул и поднес к сигарете. Замедлив шаг, затянулся, впуская внутрь себя никотин. Таким же быстрым движением закрыл зажигалку и, вытащив двумя вытянутыми пальцами уменьшающуюся сигарету, выдохнул. Позади него скоро прошла молодая женщина, прикрывшая свой милый носик шарфом всемирно известного кутюрье, оного Константин не знал. Он прошел мимо пятиэтажного офисного здания в глубь жилищного района. Одно дело было сделано, теперь он снова не знал, чем ему заняться до нового вызова. Медленно вдыхая свои кольца дыма, он двигался по направлению к конторе, где его, скорее всего, никто не ждал. Хотелось позлить тех идиотов, вечно сидящих за ящиками второй реальности. Они явно не заслуживали уважения с его стороны, ведь их ничего не интересовало, кроме удовлетворения собственных грязных желаний. От осознания этой противной правды желудок делал позывы к быстрому опустошению. Но парень лишь безразлично затянулся.
Десять минут виляния по дворам наконец привели его к серой двери, скрывающей за собой логово бездумного планктона, часто называемого «офисным», но те бездари скорее звались «криминальным». За каждым из них имелся свой грешок, который не знал никто, кроме Константина. Может, поэтому он так презирал каждого из сидящих в продолговатом зале, усеянном одиночными столами с мониторами. Однако ничего не оставалось, кроме того, что работать с ними.
Он вошел. Ни один не повернул головы в его сторону, а он сделал вид, будто сегодня уже был здесь и здоровался со всеми. Преодолев кабинет, полный тупоголовых идиотов, повернул направо, прошел по узкому коридорчику, где с трудом могли поместиться двое, где не было свободы его пальто, рвавшемуся расправиться, и, ударив два раза в белую дверь, скользнул туда, не спрашивая разрешения. Стоя спиной к комнате, он не желал поворачиваться, но чувствовал, что Эдвард здесь, – ничего не попишешь. Парень развернулся, расправляя могучие плечи, и внезапно улыбнулся, хищно показывая все зубы. Мужчина в сером пиджаке уткнулся в какую-то книгу или тетрадь, не поднимая головы, он произнес в нос:
– Возьми со стола – тебе посылка.
– А где твое приветствие, чувак? – Константин склонил голову на бок, смотря на него широко открытыми глазами, что ресницы касались светлых бровей.
– Заткнись и пошевеливайся, – старик явно был не в настроении.
Стараясь не злить его, он подошел к углу стола, схватил верхнее письмо и, заметив странный беглый почерк, раскрыл его. Ухо мужчины быстро шевельнулось, он пытался понять, что делает юнец. Оторвав верхнюю часть конверта, он отвернулся от старика и достал бумагу. Прикоснувшись к ней носом, не почувствовал особенного запаха, оглядев письмо со всех сторон, не нашел ничего подозрительного, но брови всё еще оставались сдвинутыми.
«Дорогой Феликс Константин!
Как же ты мог забыть обо мне, твоей жене? И днями, и ночами я горько уливаюсь слезами в надежде получить хоть короткую, хоть укоряющую записочку. Но никаких вестей в течение полугода я не получаю. Что ты мне прикажешь думать?
Напиши, почему ты уехал? Почему оставил меня одну? Почему не писал столь долгое время и почему решил внезапно наладить связи через какого-то посредника, а не лично? Почему ты даже не думаешь обо мне, о моих чувствах? Почему никто из твоих «знакомых» не отвечает на мои расспросы о тебе? Что ты такого натворил, что тебе пришлось немедленно исчезнуть, не сказав ни слова мне или кому-либо еще? Что у тебя на уме, Феликс?
Ответь