Сдерживая улыбку, Брианна снова взялась за альбом, рисуя так быстро, как только могла, чтобы он не успел передумать. Рисовать Йена было непросто – его чертам не хватало четких, будто вырезанных линий, которыми обладали Роджер и ее родители. И все же его лицо нельзя было назвать мягким, даже если не считать узоров татуировок, ползущих от переносицы по щекам.
Он был молод и свеж, но жесткая линия рта – она была чуть изогнута, заметила Бри с интересом; и как она не видела этого раньше? – принадлежала кому-то другому, кому-то много старше; губы обрамляли две отчетливые линии, которые станут глубже с возрастом, но уже сейчас они были прорезаны довольно заметно.
Глаза… она почти отчаялась передать их правдиво. Большие и карие, они были его единственной претензией на красоту, и все же «красивые» – это последнее определение, которое можно было им дать. Как и большинство глаз, они были сложного цвета – в них светились оттенки осени, влажной темной земли, блестящих дубовых листьев и заходящего солнца на сухой траве.
Этот цвет был вызовом, но таким, который она бы рискнула принять. Но выражение… Оно мгновенно менялось с беспечно-дружелюбного, едва ли не переходящего в слабоумное, на такое, с владельцем которого не хотелось бы встретиться ночью в темном переулке.
Сейчас лицо Йена было где-то между этих двух полюсов, но внезапно перешло ближе к последнему, когда его взгляд остановился на дверях за ее спиной и тем, что происходило на террасе. Она удивленно оглянулась через плечо. Там кто-то был, она поймала край – его или ее – тени, но человек, отбрасывающий ее, держался вне поля зрения. И этот кто-то начал неуверенно насвистывать легкую мелодию.
Секунду назад все было нормально, но мир вдруг пошатнулся. Пришелец насвистывал «Yellow Submarine»[15]. Кровь вдруг отхлынула от ее головы, она качнулась и ухватилась за ближайший стол, чтобы удержаться от падения. Бри смутно различила, что Йен, словно кошка, поднялся со стула, схватил один из ее мастихинов[16] и беззвучно скользнул из комнаты в холл. Ее руки онемели и стали ледяными, как и губы. Она попыталась просвистеть припев в ответ, из ее губ вышел один лишь воздух. Выпрямившись, она взяла себя в руки и пропела несколько слов. Мелодия едва давалась ей, но в словах нельзя было усомниться.
Свист прекратился, на террасе воцарилась мертвая тишина.
– Кто ты? – спросила она отчетливо. – Выходи.
Тень медленно удлинилась, обнаруживая львиную гриву на месте головы, сквозь кудри лился солнечный свет, сияя на плитках террасы. Сама голова несмело высунулась из-за угла возле дверей. Она с удивлением обнаружила, что это был индеец, хотя одежда была в основном европейской и сильно изношенной, не считая ожерелья