Испепелила взглядом вошедшего, повернулась к девушкам, чтобы высказаться на прощание и замерла, заметив немалый испуг на их лицах.
– Варь, ты… плачешь. – Дрогнувшим голосом отозвалась Вера. Подошла ко мне ближе. – Смотри.
Развернула к маленькому зеркалу на стене.
– Не может быть. – Прикоснулась пальцами к щеке и ощутила вдруг горячую влагу.
– Говорили же, получится. – Выдохнула, словно не веря самой себе, блондиночка.
– Ника, ты гений. Тебе надо было сразу на мозгоправа идти учиться. – Вера уже гладила меня по плечу. – А ты пореви, пореви, Варенька, пожалей себя, не бойся. И мы пожалеем. Тебя, вообще, кто-нибудь когда-нибудь жалел?
На удивление я еще могла говорить:
– Папа. Давно.
Дрожащей рукой сняла очки, изображение размывалось все сильнее. И теперь не от зрения – от хлынувших ручьем слез.
– Ты реви-реви, не сдерживайся. – Вера прижалась ко мне, обнимая. – Людям не обязательно думать, что ты железный дровосек. Здесь все свои. – Ее руки похлопывали мою спину. – Вот, видишь, нормальная девчонка оказалась.
– А я чо? – Усмехнулась Ника откуда-то с размытого дивана. – Я ничо.
– Надменная! Надменная! Дубина ты, а не психологиня!
6
Выбиралась из-под одеяла, словно из-под тяжелой бетонной плиты, расплющившей голову, но для каких-то целей пощадившей и не прибившей меня сразу и на смерть. Думала, жизнь окончена, когда проснулась под утро в туалете с гранулами кошачьего наполнителя в волосах и наощупь поползла к постели. Но настоящее мучение – вот оно. В привкусе кислых помоев во рту, в разрывающей горло сухости, в гудящей паровозным гудком головной боли, сваливающей с ног. Вот оно – испытание почище любых терзаний совести. Просто видеть свое отражение в зеркале и даже не узнавать его…
Черные круги под глазами незнакомого мне чукотского оленевода, паучье гнездо вместо прически, потрескавшиеся сухие губы и предательски дрожащие руки. Неужели, все это я? Ужас!
Но ничего. Будем считать, что все случившееся мне только приснилось. Не знаю, как жить дальше и что теперь делать, знаю лишь одно – работа отвлекает. Быстро приняла ванную, оделась, скатала в калачик еще влажные, тщательно прочесанные щеткой волосы, закрепила невидимкой, схватила сумку и выбежала на свежий воздух.
Борясь с накатывающей волнами тошнотой, направилась вдоль набережной. Пыталась отвлечься, слушая море, разглядывая прохожих и подставляя лицо под по-летнему ласковые лучи солнца. А еще раз за разом прокручивала в голове детали расследуемого дела – все лучше, чем вспоминать, как пришлось вчера возвращать кольцо тому, кто меня предал. Тому, кто обрек на одинокие ночи в холодной постели.
– Варвара Николаевна, – воскликнул дежурный, – вы опять ни свет, ни заря. Суббота же!
– Добро утро, – вздрогнув,