Пригов. Пространство для эха. Максим Гуреев. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Максим Гуреев
Издательство: Эксмо
Серия:
Жанр произведения: Биографии и Мемуары
Год издания: 2018
isbn: 978-5-04-098705-4
Скачать книгу
уктом андеграунда, где считалось хорошим тоном сказать: «Стихи твои, товарищ, такое дерьмо, что их можно даже и в журнале «Юность» напечатать». Я же только-только в андеграунд был низвергнут после кратчайшего (7 месяцев 13 дней) пребывания в Союзе советских писателей и только-только осваивал это новое для меня пространство.

      Исторически сложилось так, что мы с Д.А. тогда крепко подружились не только на почве взаимных занятий литературой и сопутствующего этому процессу навязчивого внимания КГБ к нашим скромным персонам, но и потому, что жили мы по московским меркам рядом. Он в Беляево, я в Теплом Стане, встречались чуть ли не ежедневно.

      Мало кто знает, что в 1984 году Д.А. крестился в православную веру и я стал его крестным отцом в прямом смысле этого слова. Отмечу, что Пригову я в крестные не навязывался, он сам меня об этом попросил и был крайне серьезен, торжествен, отнесся к крещению безо всякого там постмодернизма или, упаси бог, концептуализма (мир обоим этим литературно-художественным начинаниям).

      Ну а когда уже стало можно и КПСС вдруг объявила «перестройку», то в тогдашней «Литературной газете» состоялась первая официальная публикация стихов Д. А. Пригова, предваряемая, так уж исторически сложилось, моим кратким предисловием, где были слова о том, что Пригов, которого считают родоначальником московского концептуализма, в моих глазах – «всего лишь» крупный русский лирический поэт. Не больше, но уж никак не меньше.

      Взгляд, возможно что и варварский, но я до сих пор уверен – верный.

      Вот его стихи, написанные им в начале 60-х, задолго до «милицанера», «образа Рейгана в советской литературе», инсталляций и перформансов:

      Небо с утра позадернуто тучами,

      День по-особенному неуютен.

      Так вот живу я, как будто бы мучают,

      Будто бы жить на земле не дают.

      Кто не дает? Все дают понемножечку,

      Этот дает и вот этот дает.

      Так проясняется все понемножечку,

      Время проходит, а жизнь не идет.

      Добрый, нервный, нежный, ранимый человек был Дмитрий Александрович, который никогда ни на чем не настаивал. А просто жил. Просто писал. Просто рисовал. Пел советские песни. Танцевал. Играл на саксофоне. Кричал «кикиморой».

      Дальнейшее всем известно не меньше, чем сама персона Д.А., которая теперь стала культовой (извините за это расхожее, но точное слово).

      Искусство Пригова теперь принадлежит народу. Так теперь будет вечно.

      Ведь в литературе каждый занимает свое место или не занимает его вообще.

      Пригов – это наш Пригов, это наш Пригов, это наш Пригов, это наш Пригов, это наш Пригов.

      И так – до бесконечности. И так теперь будет всегда.

      Евгений Попов

      20 июля 2018.

      Удзано, Италия

      Пролог

      «К счастью, во мне еще не умер прямодушный и простой паренек из двора на углу Мытной улицы, близ Даниловского рынка».

Д. А. Пригов

      Дмитрию Александровичу постоянно снится один и тот же сон: ему шесть лет, и он лежит в больничной палате, потолок которой населяют улетевшие туда простыни. Из застиранных наволочек и пододеяльников они свили себе гнезда и теперь живут в них.

      Шестилетний мальчик боится закрыть глаза, чтобы не стать добычей десятилетнего идиота по прозвищу Вагон.

      После отбоя, когда во всех палатах выключают свет (остаются гореть только лампы-дежурки в коридоре и на лестнице), Вагон выбирается из-под одеяла и начинает прыгать через кровати. Нередки случаи, когда идиоту не удается выполнить задуманное, и он падает на очередного спящего пациента детского санатория для больных полиомиелитом детей.

      Свое прозвище Вагон получил неслучайно – хоть ему и десять лет, но на вид ему можно дать и все шестнадцать, у него огромная грушевидная голова, широченные плечи и не вмещающаяся ни в одни больничные шаровары задница.

      И вот Дмитрию Александровичу снится, что Вагон подбирается к его кровати, стоящей у окна, придурковато щерится, мол, сейчас перепрыгну этого дохляка, разбегается, но при отталкивании от паркета поскальзывается и падает на него.

      Погребает его под собой.

      Из книги Д. А. Пригова «Живите в Москве»: «Болезнь разила моих сверстников весьма разнообразными, порой чрезвычайно изощренными способами… Некоторые… лишались разума при полнейшей, удивительной, даже переизбыточествовавшей возможности двигаться и скакать. И они скакали… Помню нависшее надо мной, в непосредственной близости от моего лица, глаза в глаза, нос в нос, дыхание в дыхание, лицо дегенерата… Тяжело, нездорово дыша, он грузно и неуклюже, прямо издевательски медленно, переползал, почти проплывал, как в невесомости, надо мной – недвижным, холодным, еще пуще холодеющим от ужаса».

      Дмитрий Александрович кричит во сне, потому что оказывается в бездонном вонючем, пахнущем потом и нестиранными