Стефан – профессиональный спасатель. Спасибо, хоть не Спаситель. Собственно, профессиональный Спаситель это у нас как раз я – не всерьез, на полставки, даже скорее на четверть, но больше нам здесь и не надо. А сейчас у меня, мать его за ногу, в лучшем случае выходной. В худшем – продолжительный отпуск. Довольно херовый, будем честны. Но тут уж грех жаловаться, какой Спаситель, такой и у него и отпуск. Или, если я в рубашке родился, все-таки просто выходной. Хоть и третий подряд.
– Что все в порядке, это заметно, – наконец говорит Стефан. – Буквально сразу бросается в глаза.
На самом деле я так ему рад – самому факту, что Стефан все-таки есть, причем до такой степени есть, что я его вижу и слышу – хоть начинай рыдать. Я, кажется, уже практически начал, судя по тому, как помутнело в глазах. И вот это действительно катастрофа. Не люблю, когда меня видят в слабости, даже те, кто может помочь. Они, собственно, в первую очередь; остальные, будем честны, вообще не в счет.
– Не смотри на меня, – прошу. – У тебя, сам знаешь, тяжелый взгляд. Такой тяжелый, что, если увидишь покойника, он, чего доброго, еще раз помрет. А я сейчас и есть что-то вроде покойника. Не хочу навеки впечататься под твоим взглядом в этот неприятный момент и в себя самого – такого, каким ты меня сейчас видишь. Поэтому не смотри на меня, пожалуйста. Отвернись. Не запоминай.
– Не вижу никакой логики, – ухмыляется Стефан. – Взгляд у меня и правда вполне ничего. Но теперь прикинь, сколько раз я тебя видел в, скажем так, несколько менее расслабленном состоянии. До сих пор как вспомню, так вздрогну. Один короткий приятный эпизод тысячу моих инфарктов не перешибет.
И прямо как есть, не разуваясь, то есть с этой гадской ухмылкой, такой торжествующей, словно только что дал мне в лоб на глазах у всей средней группы детского сада, включая воспитательниц, нянечек и поварих, он бестактно вламывается в мой персональный ад, неумело замаскированный под жилое помещение. И усаживается на пол в изголовье продавленного дивана, на котором я зачем-то лежу вместо того, чтобы носиться по улицам, не касаясь земли, тасовать их, как карточную колоду, выворачивать наизнанку подворотни, открывать там проходы в такие удивительные места, куда не во всяком сне проберешься, щекотать храмовые колокола, чтобы звонили в неурочное время, стелиться туманом, открывать нараспашку все двери, встреченные на пути, строить воздушные замки, а ключи от них тут же рассовывать по карманам полуночных прохожих, пугать, удивлять, веселить, морочить и озадачивать, словом, заниматься своей повседневной, рутинной работой, а не валяться дома бесполезным унылым бревном.
– Ничего, – говорит Стефан таким специальным